Стивен Кинг - Двери Между Мирами

– Хорошо. Белое легавье его все равно бы отпустило. Ништяк, сама достану. Достану и хер отрежу. Сука! Сказать, что я сотворю с этой гнидой? Щас я тебе скажу, морда белая! Я те скажу… скажу…

Веки женщины вновь затрепетали, и Джордж подумал: «Да, да, засыпай, пожалуйста, спи, за такое мне не платят, я этого не понимаю, нам объясняли про шок, но никто ни словом не обмолвился о шизофрении, как об одном из…»

Глаза открылись. В машине опять была первая женщина.

– Что это был за несчастный случай? – спросила она. – Я помню, как вышла из «Желудка»…

– Из желудка? – тупо повторил Джордж.

Она едва заметно улыбнулась. Улыбка вышла болезненной.

– Из «Пустого желудка». Это такая кофейня.

– А. Ага. Да, правда.

Вторая женщина – страдающая ли, нет ли – заставляла Джорджа чувствовать себя вывалянным в грязи и не вполне здоровым. При этой он невольно ощущал себя рыцарем из артурианской легенды, рыцарем, успешно спасшим Прекрасную Даму из пасти дракона.

– Я помню, как спускалась по лестнице на платформу, а потом…

– Кто-то вас толкнул. – Фраза прозвучала по-идиотски, но что за беда? Это и был идиотизм.

– Толкнул… под поезд?

– Да.

– Я лишилась ног?

Джордж попытался сглотнуть и не смог. В горле словно бы не осталось ничего, чтобы смазать голосовой аппарат.

– Не полностью, – глупо ответил он, и женщина закрыла глаза.

«Пусть это будет обморок, – подумал тогда он, – пожалуйста, пусть это будет об…»

Глаза открылись – сверкающие, горящие. Вскинутая рука полоснула воздух в дюйме от лица Джорджа, оставив пять невидимых прорех – пройди пальцы хоть сколько-нибудь ближе, и вместо того, чтобы курить с Хулио Эстевесом, он штопал бы щеку в травматологии.

– ДА ВЫ ПРОСТО ШАЙКА ГНИД БЕЛОЖОПЫХ, ВОТ ВЫ КТО! – визгливо завопила негритянка. Ее глаза были полны поистине адского пламени, лицо – чудовищно, оно лишь отдаленно напоминало человеческое. – ВСЕХ ПИЗДЮКОВ БЕЛОЖОПЫХ, КАКИЕ НА ГЛАЗА ПОПАДУТСЯ, УБЬЮ НА ХЕР! А СПЕРВА ВЫХОЛОЩУ! ЯЙЦА ПООТРЫВАЮ И В ИХНИЕ ЖЕ ХАРИ ПОПЛЮЮ! Я ИМ…

Это было сумасшествие. Бред. Она говорила как негритянка из мультфильма, спятившая Бабочка Мак-Куин. К тому же она – оно – производило впечатление чего-то нечеловеческого; это визжащее, корчащееся существо просто не могло полчаса назад подвергнуться импровизированной ампутации в тоннеле метрополитена. Она кусалась. Она снова и снова силилась достать Джорджа скрюченными пальцами. Из носа летели сопли, с губ – слюна. Изо рта лилась грязь.

– Сделай ей укол, док! – пронзительно крикнул один из фельдшеров. Он был очень бледен. – Христа ради, сделай ей укол! – Фельдшер потянулся к ящику с запасом медикаментов. Джордж оттолкнул его руку.

– Пошел на хуй, говнюк.

Джордж опять посмотрел на пациентку и увидел, что на него глядят спокойные, интеллигентные глаза первой женщины.

– Я буду жить? – спросила она тоном светской беседы. Он подумал: «Она не знает о провалах в своем сознании. Абсолютно ничего не знает». И через секунду: «А значит, и другая тоже».

– Я… – Он сглотнул, растер под халатом грудь в том месте, где бешено прыгало сердце, и приказал себе: возьми себя в руки. Ты спас этой женщине жизнь. Проблемы ее психики – не твоя забота.

– С вами-то все в порядке? – спросила она, и неподдельная тревога в ее голосе заставила Джорджа улыбнуться – она спрашивала его.

– Да, мэм.

– На какой вопрос вы отвечаете?

В первую секунду он не понял, потом до него дошло.

– На оба, – ответил он и взял ее за руку. Молодая женщина стиснула пальцы Джорджа, а он заглянул в сияющие яркие глаза и подумал: «влюбиться можно»… вот тогда-то ее пальцы и превратились в когтистую лапу, и Джордж услышал, что он – драный беложопый козел, и она не просто оторвет ему яйца, она его ебальник разжует и выплюнет.

Джордж отшатнулся и посмотрел, не кровоточит ли рука, несвязно думая: если кровит, придется что-то предпринять, поскольку баба ядовитая, настоящая отрава, и ее укус – все равно что укус медянки или гремучей змеи. Крови не было. А когда Джордж опять поглядел на свою пациентку, то увидел другую женщину – ту, первую.

– Пожалуйста, – сказала она. – Я не хочу умирать. Пожа… – И окончательно лишилась чувств. К счастью для всех.

– Так что ты думаешь? – поинтересовался Хулио.

– Насчет того, кто попадет на чемпионат? – Джордж каблуком мокасина раздавил окурок. – «Уайт Сокс». Мы с ребятами поставили на них, я в доле.

– Что ты думаешь про эту дамочку?

– Я думаю, что она, может быть, шизофреничка, – медленно проговорил Джордж.

– Да знаю. Я про другое: что с ней будет?

– Не знаю.

– Ее надо выручать, старик. Кто поможет?

– Ну, я-то уже помог, – отозвался Джордж, однако лицо у него горело, словно к щекам прихлынула краска стыда.

Хулио поглядел на него.

– Раз ты больше ничем не можешь ей помочь, дай ей помереть, док.

Джордж посмотрел на Хулио, но мгновение спустя сделал открытие: он не в силах вынести то, что видит в глазах кубинца. Не обвинение, нет. Печаль.

И он ушел.

Ему было куда пойти.

Пора Извлечения:

Со времени несчастного случая ситуацией преимущественно владела по-прежнему Одетта Холмс, однако на первый план все чаще и чаще выступала Детта Уокер, а больше всего на свете Детте нравилось воровать. То, что трофеи всякий раз оказывались сущим хламом, значения не имело – так же, как и то, что погодя Детта частенько выбрасывала свою добычу.

Важен был сам процесс.

Когда в суперсаме Мэйси в ее сознание вторгся стрелок, Детта издала пронзительный вопль ярости, ужаса и испуга, а ее руки примерзли к дешевым поддельным драгоценностям, которые она горстями пихала в сумочку.

Кричала Детта оттого, что когда Роланд проник в ее сознание, выступил вперед, она на миг почувствовала другую, точно у нее в голове распахнулась некая дверца.

И пронзительно закричала: непрошеный гость, чужак, насилующий ее своим присутствием, был белым.

Видеть его она не могла, и тем не менее чувствовала: пришелец – белый.

Люди оглядывались. Дежурный по этажу увидел вопящую женщину в инвалидном кресле; раскрытую сумочку; увидел руку, которая замерла, не закончив набивать ее дешевой бижутерией, хотя сумка (даже с расстояния в тридцать футов) выглядела в три раза дороже похищаемой ерунды.

Дежурный по этажу гаркнул: «Эй Джимми!». Джимми Хэлворсен, один из штатных детективов универмага Мэйси, огляделся, заметил, что происходит, и опрометью кинулся к негритянке в инвалидной коляске. Не бежать Джимми не мог – он восемнадцать лет отработал в городской полиции, и привычка бросаться к месту происшествия бегом, давно была встроена в его систему – но уже думал, что дело швах. Всякий раз выходило, что брать пацанье, калек, монашек – только попусту говняться. Все равно как спорить с пьяным. Всплакнув перед судьей, эта публика преспокойно удалялась. Убедить суд, что и калека может быть мразью, было тяжело.