Брайан Ламли - Дом Дверей: Второй визит

– Ты уже полчаса как отрубился, – тихо хмыкнул Тарнболл, накреняясь вперед и кладя руку ему на плечо для поддержки. – Так вот, не вскакивай, а то напугаешь их до полусмерти. Я им сказал, что мы уже видели тебя таким, мол, именно так ты и добиваешься результатов. Анжела поддержала меня. Поэтому начинай теперь вести себя так, будто все обстоит просто великолепно. Что бы ты там предположительно ни делал… сделай это, на хрен! О, и еще одно. Пока ты собираешься с мыслями, возможно, тебе стоило бы рассказать мне, чему это ты так странно улыбаешься?

Улыбаешься? Джилл привалился спиной к валуну, провел языком по губам, посмотрел на впадину, где сидели остальные, прислоняясь к скальному выходу.

– Господи, я подвел вас! – ужаснулся он. – И я улыбался?

– Нет, – покачал головой Тарнболл, – ты не подвел нас, во всяком случае, пока не подвел. Просто ты такой же человек, как и все остальные, и никакого вреда пока это не принесло. Но солнце зашло примерно тогда, когда ты заснул, и мы все очень нервничаем. Так что, Спенсер, если у тебя есть в загашнике какой-нибудь из приемчиков, какие тебе хотелось бы применить, я бы на твоем месте сперва проверил их, мой мальчик. – Он задрожал (что было необычным), а затем продолжал:

– Мне эта ночь начинает казаться очень подозрительной.

Черт побери, это место вообще подозрительное.

– Я улыбался? – снова промямлил Джилл, теперь уже хмурясь. И почти полностью проснувшись, он попытался вспомнить, что же ему снилось. У него имелась своя теория относительно сна или, правильнее сказать, сновидений. Насчет того, что они – расчетные палаты для всего мусора мира яви. Он знал историю о том, как Фридрих Август Кекуле увидел во сне бензольное кольцо, и слышал о многих писателях, произведения которых имели странную привычку приходить к развязке во время сновидений автора. Да и для Джилла не впервой, когда его трудности находили решения в глубинах его подсознания.

– Да, ты улыбался, – подтвердил спецагент, – если это верное описание. На самом-то деле, улыбка вышла мрачноватая, но это определенно была улыбка. И что из этого?

– Погоди! – оборвал его, подняв руку, Джилл. И Тарнболл подождал… в то время как Джилл повернул голову, чтобы посмотреть на огромный кристалл и прислушаться к нему. Никто иной в этом мире, никакой человек ничего бы не услышал, но Спенсер Джилл не походил ни на какого другого человека. И для него многогранный камень, этот огромный кристалл, был живым существом ничуть не в меньшей мере, чем любая другая машина. Живой машиной, пытавшейся поговорить с ним… точно так же, как пыталась поговорить с ним во сне!

– Господи! – воскликнул он, выпрямляясь. Остальные услышали и подбежали к нему. Все, за исключением Фреда Стэннерсли, лежавшего без сознания, небрежно связанным и с повязкой на глазах там, где его положили на хранение.

– Спенсер, что такое? – Анжела упала на колени в щебень рядом с ним.

Но Джилл отстранил ее, а также остановил других, подняв руки и задыхаясь, попросил:

– Отойдите-ка все! Ты тоже, Джек. Предоставьте теперь это дело мне. – И особо Тарнболлу:

– Я не единственный, кто сейчас только что проснулся. Этот кристалл, Дом Дверей, тоже пробудился ото сна. Прежде он был не особенно активен. Но сейчас он активен, и мне будет намного спокойнее, если вы все уберетесь от него подальше.

Барни прибежал вместе с остальными. Явно нервничая, он лизнул Джилла в лицо, глухо заскулил и заметался на свойственный только ему лад. Но обегая вокруг Джилла, он случайно столкнулся с сумкой-баулом – и тут же шарахнулся от нее прочь.

И Джилл ощутил то же, что и пес: вибрацию, пощипывание, покалывание, дрожь, – такое же ощущение, какое испытывал на поляне с плитой для жертвоприношений, и еще раз в мире пораженного раком мозга Джорджа Уэйта. Тогда он призвал:

– Ребята, вы должны отойти отсюда подальше, – крикнул он. – Я имею в виду, что вы должны отойти немедленно!

Когда они принялись отходить, причем Анжела – с неохотой, Джилл резко раскрыл сумку-баул и достал жало-антенну и поврежденный глаз. Рослый спецагент по-прежнему оставался с ним и спросил:

– Тебе чего-нибудь нужно? Не могу ли я чем-нибудь помочь? Черт, кажется, каким-то не правильным, что опасности должен подвергаться только ты один!

Джилл посмотрел на него и согласился:

– Оставайся, если ты настаиваешь, покуда девушки и остальные держатся подальше. В любом случае, если с нами чего-то произойдет, то, вероятно, произойдет и с ними тоже.

– Так что же все-таки происходит? – подступил поближе Тарнболл.

Джилл посмотрел на жало у себя в левой руке и на глаз в правой.

– Эти штуки активированы, – сказал он. – Или, скорее, реактивированы – присутствием кристалла. Это машины пришельцев, Джек, и, словно маленькие магниты, они находятся под влиянием того большого магнита, Дома Дверей. И вот эта, глаз, сосет энергию как безумная.

Он положил жало и заглянул в разбитую чашу глаза.

И оттуда на него смотрело отраженное в бледном свете звезд его собственное лицо. Оно должно быть его собственным лицом, но он видел его перевернутым и не мог сказать наверняка – свое ли. А Тарнболл-то стоял на противоположном конце и увидел лицо в правильном ракурсе. Что было и к лучшему, так как Джилл внезапно оцепенел, его собственное лицо, казалось, скомкалось в какой-то невыносимой муке, когда он упал на колени!

Но спецагент резко дернулся и заорал:

– Баннермен! – и выхватил глаз из рук Джилла.

Глаз этот пылал лучистым светом.

Джилл растянулся на земле, прижав руки к голове, но теперь, когда Тарнболл забрал у него глаз, внезапная, мучительная боль отступила также быстро, как и появилась. Он сделал глубокий вдох, почувствовал, как силы снова вливаются в него… и одновременно ощутил со стороны глаза стремительное нарастание взрывной энергии. Кренясь, он поднялся на ноги и заорал:

– Джек, сейчас же избавься от него!

Предупреждение едва ли требовалось Тарнболлу, руководствуясь инстинктом, спецагент уже начал действовать.

Отброшенный изо всех сил «мертвый» глаз, сам по себе являющийся экраном, описал дугу, уносясь в ночь и вниз за отвесные скалы, окаймляющие впадину. А ослепительная сетка, прочертившая след его отвесного полета вниз, и громовой взрыв бомбы, от которого по горам прокатились барабанные раскаты, и блестящий белый свет, озаривший небо, даже чересчур доходчиво сообщили, какая судьба ждала бы всех действующих лиц, не прояви Джек Тарнболл инициативу.

– Последний бросок Сита, – проморгался от слепоты Джилл, когда стих грохот небольших обвалов.

– Наверняка, не его, а мой, – возразил Тарнболл, наблюдая за тем, как тускнеет свет над впадиной, а затем кивнул:

– Я понимаю, что именно ты имеешь в виду… но не каким образом. Его последний бросок?