Сергей Павлов - Неуловимый прайд

– В принципе, альбастезия – одно из рядовых достижений космической медицины. (Цепочка блестящей струйкой вытекла из ладони и закачалась в воздухе). Строительство крупных научно-исследовательских баз в лунных системах Юпитера и Сатурна привело к резкому увеличению количества и дальности космических маршрутов, что в свою очередь послужило толчком буквально к революционным преобразованиям в области производства и эксплуатации космотранспорта. (Цепочка описала в воздухе круг). В частности, намного возросли скоростные характеристики дальнорейсовых трампов и лайнеров. Однако, если рост скорости крупнотоннажных грузовиков, танкеров и пилотируемых станций специального назначения с хорошо подготовленным экипажем не вызывал особенных осложнений, то увеличение скорости пассажирских кораблей сразу поставило перед космической медициной проблему так называемого «барьера выносливости нетренированного пассажира к перегрузкам разгона, маневра и торможения». (Цепочка стремительно обвилась вокруг пальца блестящей спиралью). Методом проб и ошибок удалось, наконец, найти, что болезненные ощущения при перегрузках, как ни странно, можно значительно снизить, если поместить пассажира в переменное поле искусственной гравитации. Несколько позже было замечено, что положительный эффект усиливается, если генерировать поле в режиме «растянутой синусоиды». Кому-то в голову пришла удачная мысль модулировать поле. Кто-то другой использовал для модуляции исследовательские записи гравитационных полей Вселенной...

Леонид, разглядывая верткую цепочку, выразил мнение, что все это весьма интересно и поучительно. Не помнит ли Балмер, записи каких именно гравитологических станции были использованы?

Для модуляции поля первоначально были использованы исследовательские материалы с гравитологической станции астероида Торо. Небольшой такой астероид, член резонансной системы Земля – Луна – Торо... Ах, Русанову это известно. Тем лучше... Гравитологов, помнится, немало позабавил интерес космической медицины к их исследовательским материалам. Однако для тех, кто занимался проблемой «барьера выносливости», записи Торо явились сущей находкой. Проблема была решена. В принципе, конечно, потому что альбастезия продолжает совершенствоваться и дальше. Но что характерно: ни добровольцы, на которых ставят эксперименты по отработке методов альбастезии, ни пассажиры межпланетных лайнеров, вынужденные участники массовых альба-сеансов, не имеют об альба-фантомах никакого понятия. Русанов имеет. Более того – активно себя проявляет в альба-фантомных событиях. Тот поразительный случай, когда все, кроме одного, идут не в ногу!..

– Послушайте, Балмер, – сказал Леонид. – Я понимаю ваше негодование, но мы слегка уклонились от темы. Вот вы говорите, гравитологические записи Торо были использованы «первоначально». Значит ли эго, что в настоящее время для альба-сеансов используют какие-то другие записи? А если да, то откуда они?

– Откуда угодно. – Балмер поднялся, отошел в угол к цилиндру пневмораздана. – Не имеет значения. Ведь техника альбастезии от этого не меняется. Какая, собственно, разница – меньше белых пятен на зеленом фоне или больше? – Он тронул кнопку возле прозрачной муфты раздана. Цилиндр повращался. Муфта подпрыгнула вверх, и внутри цилиндра возник на подставке стакан, круглый и радужный, как мыльный пузырь с отрезанной верхушкой. В стакане было что-то бесцветное.

– Да, – сказал Леонид. – Особого значения не имеет...

– Вот именно. Пить хотите? Я принесу.

Стакан был холодный, и у него гнулись стенки, если нажать на них пальцами. Леониду пить не хотелось, но держать в руках эластичный холодный стакан было приятно.

– А вам как нравится, Балмер? Когда пятен больше или когда их меньше?

– Мне лично все равно. – Балмер снял с подставки стакан для себя. – Пожалуй, приятнее, когда меньше.

– Вы знаете, откуда запись на «Ариадне»?

– Кажется, от гравитологов станции «Зодиак». Виноват, это было в позапрошлом рейсе. – Балмер сделал глоток и подумал. – Тиджан ведь говорил мне, откуда... Ах, ну конечно! Он выудил ее... Ну, словом, у одного из тех, кто занимается проблемами Юпитера.

– Вот как? – Леонид поставил стакан на подлокотник. – Я знаю многих, кто занимается проблемами Юпитера. Почти всех.

– Тогда вы должны знать Маккоубера. Он руководитель исследовательской группы Ю-Центра, которая разработала в Дальнем проект «Эхо Юпитера». Или только разрабатывает, точно не знаю. Я видел Маккоубера мельком, но мне запомнилась его манера теребить себя за ухо во время беседы. Вам интересно?

– Мне еще никогда не было так интересно, – Леонид залпом осушил стакан. – Так вы говорите – Маккоубер?..

– Да. Он разрешил Тиджану покопаться в исследовательских материалах этой группы, и тот выбрал какую-то запись для применения в альбастезии. Она оказалась эффективнее прежней. Не намного, но вы понимаете – в этих делах важна каждая доля процента.

– Я понимаю, – сказал Леонид.

Балмер на него посмотрел и спросил:

– Вы хорошо знаете Маккоубера?

– Мы хорошо знаем друг друга, поскольку работаем в одной группе.

– Ах, вот как! – Теперь у Балмера был озадаченный вид.

– Пожалуй, мне пора. – Леонид поднялся. – Я и так отнял у вас массу времени.

Балмер молчал. Он пребывал в замешательстве.

– Будьте здоровы, – сказал Леонид. – До свидания. Кстати, заходил один из пилотов и просил передать, что в конце его вахты начнется этап последнего торможения.

Водяная планета Ликула, спутник синего солнца, – почти сплошной океан. Поверхность океана была спокойной и гладкой, как голубое стекло, и казалась вогнутой, как чаша, по причине сильной атмосферной рефракции. Края океанической чаши тонули в лиловой дымке, и там, где дымка переходила в облачный слой на горизонте, неожиданно празднично и легко поднималась и шла изгибом через весь небосвод ослепительно белая двойная дуга, – планета имела двойное Кольцо, украшение неба и океана... Плот застрял на краю илистого озолоида. Вода вокруг озолоида была мутно-зеленого цвета, и от нее исходил гнилостный запах. Языки мутной воды, точно реки пролитой краски, вливались в голубую гладь океана, и там их закручивало течение. Озолоид был очень большой, но плоский, едва выступал над водной поверхностью, и только в центре время от времени вспучивался полужидкий вал сальзового кратера. В кратере что-то долго шипело и булькало, потом раздавался раскатистый грохот, и в небо взмывал фонтан коричневой грязи. Озолоид кишел разнообразнейшей живностью, однако всего любопытнее были баллудии. Колония из девяти баллудий парила над илистой топью – огромные мертвенно-синие пузыри, обросшие седыми бородами корней...