Харуки Мураками - К югу от границы, на запад от солнца

Я стал от корки до корки просматривать газеты – искал сообщения о женщинах-самоубийцах. Оказывается, столько людей каждый день кончают с собой, но это все были другие люди. Нет, та красивая 37-летняя женщина с замечательной улыбкой, которую я знал, счетов с жизнью не сводила. Просто она оставила меня навсегда.

На первый взгляд, в моей жизни ничего не изменилось. Каждый день я отвозил дочерей в садик и привозил обратно. По дороге распевал с ними песенки. Иногда у ворот детского сада останавливался поболтать с молодой мамашей, которая приезжала на «мерседесе 260Е», и ненадолго забывал обо всем. Говорили мы на те же темы – о еде, одежде, с удовольствием обменивались новостями о том, что происходило у нас на Аояма, о натуральных продуктах и тому подобной ерунде.

На работе все шло как обычно. Каждый вечер я нацеплял галстук и отправлялся в одно из своих заведений. Вел разговоры с завсегдатаями, работал с кадрами, выслушивая их мнения и жалобы, подарил какую-то мелочь на день рождения одной из работавших у меня девчонок. Угощал наведывавшихся в бар или клуб музыкантов, дегустировал коктейли. Следил, настроен ли рояль, не напился ли кто и не мешает ли другим гостям. Чуть что, и я тут как тут. Дела шли гладко, даже чересчур, но интереса к работе, которая раньше меня так увлекала, уже не было. Хотя, думаю, никто этого не замечал. Внешне я оставался таким же, как прежде. Может быть, даже стал приветливее, любезнее, разговорчивее. Но сам я видел все другими глазами. С моего места у стойки окружающее казалось совсем другим, не таким, как прежде, – ужасно плоским, монотонным, выцветшим. Это был не воздушный замок, сияющий изысканными яркими красками, а заурядная «сакаба» 25, каких много, – искусственная, пустая, убогая. Декорация, выстроенная, чтобы вытягивать деньги из любителей приложиться к бутылке. Иллюзии, которыми была полна моя голова, рассеялись сами собой. А все потому, что Симамото здесь больше не появится. Никогда не сядет за стойку, не улыбнется, не закажет коктейль.

Дома тоже все оставалось по-прежнему. Я обедал в кругу семьи, по воскресеньям ходил с дочками на прогулку или в зоопарк. Юкико – по крайней мере, с виду – относилась ко мне как раньше. Мы общались, разговаривали. Жили, как старые знакомые, оказавшиеся под одной крышей. Конечно, говорить могли не обо всем, но напряженности или враждебности между нами не было. Просто теперь мы не прикасались друг к другу. Спали отдельно – я в гостиной на диване, Юкико в спальне. Пожалуй, только это в нашей семье и изменилось.

Иногда мне приходило в голову: а не игра ли все это. Не участвуем ли мы в каком-то непонятном спектакле, где у каждого своя роль? И потому, даже лишившись чего-то очень важного, проживаем день за днем как прежде, без серьезных ошибок и промахов, лишь за счет техники и усвоенных ловких приемов. Меня мутило от этих мыслей. Как тяжко, должно быть, Юкико жить вот так – в пустоте, как робот... Но дать ответ на ее вопрос я не мог. Конечно, уходить от нее не хотелось. Но мог ли я так прямо заявить: так мол и так, остаюсь? Нет. Только что собирался бросить ее вместе с детьми. Теперь Симамото ушла навсегда и что же? Взять и вернуться назад, будто ничего не было? Жизнь – не такая простая штука, да и не должно быть все так просто. Вдобавок ко всему, Симамото никак не шла у меня из головы. Стоило закрыть глаза и ее облик рисовался четко и зримо. Я видел каждый сантиметр ее тела, ладони помнили ее кожу, в ушах звучал ее голос. Эти образы так глубоко отпечатались в мозгу, что я просто не представлял, как после этого можно обнимать Юкико.

Не хотелось никого видеть, и, не зная, что придумать, я стал каждое утро ходить в бассейн. Оттуда перемещался в офис, сидел там один, и, глядя в потолок, грезил о Симамото. Жизнь с Юкико пошла наперекосяк: я даже не мог ей ответить, что будет дальше. Жил как в пустоте. Но так же нельзя. Пора кончать. Не может такая жизнь продолжаться вечно. Ведь у меня есть обязанности – как у человека, мужа, отца. Но я ничего не мог с собой поделать – видения не оставляли, связывали по рукам и ногам. Когда шел дождь, становилось еще хуже. Начинался настоящий бред – казалось,сейчас неслышно отворится дверь и войдет Симамото, принесет с собой запах дождя. Я видел ее улыбку. Говорю что-то не то, а она улыбается и тихо качает головой. Все мои слова бессильно скатываются за грань реального, словно дождевые капли по стеклу. Ночью дождь не давал дышать. Искривлял реальность и время.

Видения доводили меня до одури, и тогда я подходил к окну и долго смотрел на улицу. Казалось, я вижу перед собой высохшую, без всяких признаков жизни, пустыню, в которой меня бросили одного. Крутившиеся в голове образы и картины высосали из окружающего мира все краски. Все, что было перед глазами, выглядело-ненастоящим – пустым и однообразным. Каждый предмет пропылился насквозь и стал песочного цвета. Вспомнились слова однокашника, который рассказывал мне об Идзуми: «Все живут по-разному, по-разному и умирают. Но это не имеет значения. После нас остается лишь пустыня. Пустыня и больше ничего».

Пришла новая неделя, и, точно по заказу, случилось несколько непонятных событий. В понедельник утром я вдруг вспомнил о том конверте со ста тысячами иен. Просто так, без всякой причины. Как будто что-то подтолкнуло. Конверт лежал в офисе, в ящике стола. Несколько лет назад я положил его туда – во второй ящик сверху – и закрыл на ключ. Вместе с конвертом там хранилось еще кое-что ценное – переехав в этот офис, я все сложил в один ящик. Изредка его открывал, чтобы проверить, все ли на месте, и больше конверт не трогал. А тут выдвинул ящик и на тебе – нет конверта. Чудеса да и только... Я хорошо помнил, что никуда его не перекладывал. Абсолютно точно. На всякий случай обшарил остальные ящики, но конверта не нашел.

Я попробовал вспомнить, когда видел его в последний раз. Но разве вспомнишь? Не так давно, хотя «недавно» тоже не скажешь. Может, месяц, а может, два назад. Или даже три. И тогда конверт точно был.

В недоумении я сел на стул и уставился на ящик. Неужели кто-то сюда забрался, открыл ящик и забрал конверт? Маловероятно, потому что другие деньги и ценности лежали на месте, хотя совсем исключать такую возможность нельзя. Или я что-то перепутал. Машинально выбросил конверт и забыл. Провал в памяти. Такое тоже бывает. «Что ж, может, оно и к лучшему, – сказал я себе. – Все равно я собирался от него избавиться. А так все само собой решилось».

Однако теперь, когда я убедился, что конверт исчез, в голове у меня все перемешалось: конверт был, а мне стало казаться, что его не было. Странное чувство – вроде головокружения. Сколько я себя ни убеждал, что это все ерунда, ощущение, будто конверта никогда не было в природе, разрасталось во мне, грубо вторгалось в сознание, выдавливая из него и жадно поглощая мою былую уверенность в том, что конверт реально существовал.