Харуки Мураками - Дэнс, дэнс, дэнс

Он отпил джина с тоником и кивнул. За окном шелестел дождь, в баре было пустынно. Кроме нас двоих – никого. Бармен от нечего делать протирал бутылки с сакэ.

– У нас все отлично, – тихо сказал Готанда. И скривил губы в улыбке. – У нас любовь. Любовь, испытанная разводом, и ставшая от этого только сильнее. Романтично, а?

– До ужаса романтично. Сейчас в обморок упаду.

Он легонько хихикнул.

– И тем не менее, это правда, – очень искренне сказал он.

– Не сомневаюсь, – ответил я.

Примерно так мы и разговаривали при каждой встрече. С шутками-прибаутками – об очень серьезных вещах. Настолько серьезных, что не шутить то и дело было бы невыносимо. Пускай большинство этих шуток особым юмором не блистало – нам было все равно. Были бы шутки, а какие – неважно. Шутки ради шуток. Словно мы заранее договорились нести околесицу. Зная, насколько всё на самом деле серьезно. Нам обоим по тридцать четыре – очень тяжелый возраст, в каком-то смысле еще тяжелее, чем тридцать три. Когда начинаешь на собственной шкуре испытывать, что значит “годы возьмут своё”. Когда в твоей жизни начинается осень, за которую так важно подготовиться к зиме. И прежде всего – понять, что для этого нужно. Формулировка Готанды была предельно проста:

– Любовь, – сказал он. – Все, что мне нужно – это любовь.

– Очень трогательно! – ответил я. Хотя, что говорить, сам нуждался в этом не меньше.

Готанда ненадолго умолк. Он сидел и молча размышлял о любви. Я задумался о том же. Вспомнил Юмиёси-сан. Столик в баре, за которым она выпила то ли пять, то ли шесть “Блади Мэри”. Вот как. Стало быть, она любит “Блади Мэри”...

– Я в жизни столько баб перетрахал – видеть их уже не могу, – продолжал Готанда чуть погодя. – И постельными радостями сыт по горло. Трахни хоть десять баб, хоть пятьдесят – разницы-то никакой! Те же действия, те же реакции... А мне нужна любовь. Вот – хочешь, открою страшную тайну? Я не хочу трахаться ни с кем, кроме своей жены!

Я щелкнул пальцами от восторга.

– Высший класс! Святые слова. Гром среди ясного неба. Срочно созывай пресс-конференцию. И официально заявляй на весь белый свет: “Не желаю трахаться ни с кем, кроме жены!” Всех до слез прошибет, могу спорить. А премьер-министр, наверное, даст тебе медаль.

– Бери круче. Тут уже Нобелевской премией мира попахивает. Сам подумай – перед лицом всего человечества заявить: “Хочу трахать только свою жену!” Разве обычным людям такое под силу?

– Вот только “нобелевку” во фраке получают... У тебя есть фрак?

– Куплю, какие проблемы! Все равно на расходы спишется.

– Колоссально. Как Божье Откровение, честное слово...

– На церемонии вручения так и начну свою речь перед шведским королем, – продолжал Готанда. – “Уважаемые господа! Отныне я не желаю трахать никого, кроме своей жены!” Буря оваций. Тучи в небе расходятся. Солнце заливает лучами Швецию.

– Льдины во фьордах тают. Викинги падают ниц. Слышится пение русалок, – закончил я.

– Катарсис...

Мы опять помолчали, задумавшись каждый о своей любви. Обоим явно было о чем подумать. Я думал о том, что прежде чем звать Юмиёси-сан в гости, нужно обязательно закупить водки, томатного сока, лимонов и соуса “Ли-энд-Перринз”...

– Хотя не исключаю, что никакой премии ты не получишь, – добавил я. – Возможно, все просто примут тебя за извращенца.

Он задумался над моими словами секунд на десять. И несколько раз кивнул.

– А что – очень может быть! Ведь моё заявление – булыжник в огород сексуальной революции. Меня растерзает толпа возбужденных маньяков. И я стану мучеником за веру в моногамию.

– Ты будешь первой телезвездой, погибшей за веру!

– С другой стороны, если я погибну – то уже никогда не трахну свою жену...

– Логично, – согласился я.

И мы снова замолчали над своими стаканами.

Так мы вели наши серьезные разговоры. Хотя окажись рядом другие посетители – наверняка решили бы, что мы валяем дурака. Нам же, напротив, было не до шуток.

В свободное от съемок время он звонил мне домой. Мы договаривались, в каком ресторане ужинаем, или сразу ехали к нему. И так день за днем. Я решительно поставил крест на работе. Просто стало до лампочки. Мир продолжал спокойно вертеться и без меня. А я замер – и ждал, пока что-нибудь произойдет.

Я отослал Хираку Макимуре деньги, оставшиеся от поездки, и чеки за все, что потратил. Помощник-Пятница тут же перезвонил и предложил мне оставить побольше.

– Макимура-сэнсэй просил передать, что иначе ему будет неловко, – сказал он. – Да и у меня, если честно, только хлопот прибавится. Доверьтесь мне, я все оформлю как нужно. Вас это никак не обременит.

Препираться с ним было так неохота, что я просто ответил: “Ладно. Делайте как вам удобнее – только, прошу вас, поскорее”. На следующий же день мне прислали банковский чек на триста тысяч иен 81от Хираку Макимуры. В конверте я нашел расписку о получении денег “в качестве оплаты за сбор и обработку информации”. Я расписался, поставил печать 82и отослал бумагу обратно. Ладно. Все равно ведь спишут на представительские расходы. Как трогательно, черт бы их всех побрал...

Чек на триста тысяч иен я поместил в рамку и поставил на рабочем столе.

Началась и вскоре закончилась “золотая неделя” 83.

Несколько раз я поговорил с Юмиёси-сан по телефону.

Сколько нам разговаривать – всегда решала она. Иногда мы беседовали долго, а иногда она обрывала диалог, ссылаясь на занятость. Бывало и так, что она вообще ничего не отвечала – и через полминуты просто бросала трубку. Но худо ли бедно, какое-то общение получалось. Обмен недостающими данными происходил. И однажды она сообщила мне номер своего домашнего телефона. Прогресс просто налицо.

По-прежнему дважды в неделю она ходила в бассейн. Каждый раз, когда она заводила разговор о бассейне, мое сердце вздрагивало и трепетало, как у невинного старшеклассника. Меня так и подмывало спросить про ее инструктора по плаванию. Что за тип, сколько лет, симпатичный ли, не слишком ли с нею ласков и так далее. Но спросить как следует не получалось. Я слишком боялся показать ей, что ревную. Слишком боялся услышать в ответ: “Эй! Ты что, ревнуешь меня к бассейну? Терпеть не могу таких типов! Тот, кто способен ревновать меня к таким глупостям – не мужчина, а тряпка. Ты все понял? Тряпка! Больше видеть тебя не желаю!”

Поэтому я держал рот на замке и о бассейне не спрашивал. И чем дольше не спрашивал, тем громадней и безобразнее становилась Химера Бассейна в моей душе. Вот заканчиваются занятия, инструктор по плаванию отпускает всех, кроме Юмиёси-сан, и проводит с ней индивидуальные занятия. Инструктор, разумеется, вылитый Готанда. Поддерживает ее ладонями за живот и за грудь и объясняет, как правильно загребать в кроле. Его пальцы уже поглаживают ее соски, проскальзывают к ней в пах. “Не обращайте внимания...” – шепчет он ей.