Magenta - Фанфик Гарри Поттер и Тайный грех

— Лежа в больнице и глядя в пустой потолок, я много чего понял, — со вздохом продолжил пастор. — Сложная вещь — быть честным с самим собой. Иногда для этого нужно самое настоящее мужество. Поверь, мой мальчик, я никогда не фарисействовал, как сейчас Минерва… Ох, большую церковь она сколотила, — он задумчиво покачал головой. — По ее совету я инвестировал все свои сбережения в акции компании «Гриффиндор», но Господь одним махом лишил меня всего, как многострадального Иова…

— Миссис Макгонагалл вас обманула, — не выдержал Гарри. — Одним махом, точно. Я не специалист в игре на бирже, но сестра Минерва не имеет в этом равных, я слышал. Она скупила ваши акции, когда они упали в цене, а потом…

— Господь ей судья, — буркнул пастор. — К счастью, не все женщины исчадья ада. Долорес выкупила мое имущество, вернула мне дом и машину… Второй дом, правда, себе оставила, ну да Бог с ним, — он махнул рукой. — Недвижимость я продал. Завтра уезжаю в деревню с Геллертом.

— Вы не отправите его назад в клинику? — расцвел в улыбке Гарри.

Пастор покачал головой.

— Я пересмотрел свою жизнь, мой мальчик. Повторяю, я не был фарисеем, но и не сумел честно смотреть правде в глаза. Знаешь ли, Гарри, я обязан тебе больше, чем ты думаешь. Я уже не в том возрасте, чтобы какой-то пусть даже и неглупый профессор мог бы меня в чем-то переубедить. Но ты… Ты заставил меня заглянуть в свою душу, когда сказал, что я бросил Геллерта в клинике… Я много лет заглушал свою совесть. На мне вина, я вовлек его во грех и оставил. Ты был прав, мой мальчик, я в ответе за его безумие, за проведенные в заточении годы. Господь дал мне время, чтобы я успел все исправить. Грех наш мертв, но моя поддержка и дружба авось да искупят частицу страданий. Мы в ответе за тех, кого приручили, как известно… Я бежал от Геллерта, как от греха, а ведь грех был во мне самом. От себя не уйдешь.

— Пастор Альбус, это не грех! Нет греха во взаимной любви, ничего нет в любви, кроме любви! — горячо воскликнул Гарри. — И похоть, которой вы так боитесь, никакого отношения к любви не имеет! Хотите, скажу, что думаю, страсть к женщине — гораздо более животная, и в ней куда больше этой самой похоти! А любовь мужчины к мужчине… или женщины к женщине — самая настоящая духовная любовь, в ней больше сердца и нежности, чем в отношениях разнополой пары, потому что именно похоть нужна для воспроизводства себе подобных!

— Ой-ой-ой, — неожиданно расхохотался Дамблдор. — Сколько пафоса! Ах, какого ученика я потерял, — зацокал языком он. — Как ты быстро перенял взгляды своего циничного безбожника!

— Это МОИ взгляды, сэр! — негодующе сверкая глазами, выкрикнул Гарри.

— Успокойся, мой мальчик, — благодушно сказал пастор, сгребая горсть цукатов и ловко отправляя их в заросли бороды. — Я не настроен сейчас спорить с тобой. По мне, скверна остается скверной, а блуд блудом, какими бы красивыми словами их не прикрывали… И я не отрекусь от того, что сказал тебе. Не будешь сильным — погибнешь.

— Я сильней, чем вы думаете, сэр. Даже сейчас… я чувствую в себе то, чего никогда не знал раньше. Пока я способен думать сам, никто не сломает меня. Человек сам выбирает, быть ему себе хозяином, или покориться чужим идеям. Когда-то вы научили меня ловко обманывать самого себя, но я знаю, что вы не со зла, сэр, вы просто делились со мной своим пониманием жизни. Я буду честным с самим собой. Меня никто не загонит в клетку, где я жил прежде. И больше никто не заставит меня изменить себе самому. Знаете, сэр, я буду врачом, это то, что я хочу делать для людей, настоящее дело, не болтовня, не забиванье мозгов душеспасительными сказками!

Альбус Дамблдор слушал горячую речь Гарри, склонив голову на бок и поглаживая бороду.

— Эх, повезло докторишке! — с непонятной улыбкой сказал он, разглядывая порозовевшего от волнения юношу.

— Да перестаньте вы!.. — возмутился Гарри.

— Шучу, — проворчал Дамблдор и вдруг спохватился: — Вот уж и склероз не заставил себя долго ждать! Совершенно забыл, у тебя ведь день рожденья, мой мальчик! Я и подарок прихватил, — пастор полез в свой саквояж, и, как Санта Клаус, извлек коробку леденцов и завернутый в бумагу прямоугольник.

— О-о, спасибо, сэр, — Гарри мгновенно растерял свой взрослый запал и с детским любопытством зашуршал оберткой.

— Картина Геллерта, — пастор проворно подобрал с подноса остатки цукатов.

Рука Гарри замерла.

— Бесы? — с подозрением спросил он.

Дамблдор махнул рукой.

— Как попал ко мне в палату, еще ни одного беса не нарисовал. Птички, цветочки… Старый сентиментальный дурак. И я не лучше, — буркнул он. — Это феникс.

Гарри во все глаза глядел на фантастическую картину: из тьмы, черной, как преисподняя, взвивалась в голубое небо горящая огненно-красная птица, разбрызгивая по полотну фейерверки пылающих искр.

— Вот это да… — восхитился юноша. — Как красиво… Геллерт нарисовал это для меня? Ох, тут надпись… «Не погаснет», — прочитал он.

— Прости старика, он малость не в себе, — кисло сказал пастор. — Не знаю, что не погаснет.

— А я знаю, — тихо сказал Гарри, улыбаясь.

* * *

— Драгоценный мой мистер Поттер, у меня есть для вас еще один подарок, — Северус привычно пригладил его волосы, пытаясь усмирить вздыбленные вихры.

— Сумасшедший мой мистер Снейп, меня уже завалили подарками. Мне за всю жизнь столько не дарили!

— Это нематериальный подарок, — пробормотал Северус. — Я хотел… одним словом, я написал для тебя музыку.

— О-о, правда? — Гарри обнял его за шею. — Я обожаю, когда ты играешь! Будто мои мечты превращаются в звуки… Ой, не могу объяснить.

— Тогда… Иди сюда, Кит.

Северус дохромал до открытого рояля, выудил из лежащей на нем папки нотный лист и установил на пюпитр.

— Сядь со мной, — попросил он и призывно похлопал по вращающемуся табурету, на который уселся сам.

— Мы оба свалимся, мистер Снейп, вот будет громкая музыка! — Гарри осекся под странно серьезным взглядом дорого друга, вздохнул и покорно пристроился у того между колен. — Я тебе мешать буду.

— Не будешь, ты мелкий, — Северус положил подбородок ему на плечо и вздохнул. — Гарри… То, что я написал… это очень личное, — тихо сказал он.

— Разве музыка может быть очень личной? — Гарри недоуменно уставился в листок, испещренный нотами, как иероглифами. Вверху красовалась подпись «Primavera».

— Может. Это не просто пьеса. Это мои мысли… и… мои чувства к тебе, Кит, — слова Северуса потонули в первых аккордах.

Гарри прижался спиной к его груди и уставился на чувственные руки, скользнувшие по клавишам. Даже если бы рояль не издавал ни единого звука, Гарри блаженствовал бы только от ощущения близости Северуса и одного вида его рук.