Карсон Маккалерс - Сердце – одинокий охотник

– Я вас просто так спросила насчет Канады, мистер Сингер, это неважно.

Дома неприятностей было хоть отбавляй. Этта все еще болела и не могла спать с ними втроем на одной кровати. Окна у нее были всегда зашторены, и в темной комнате неприятно пахло болезнью. Этта потеряла работу, а это означало на восемь долларов в неделю меньше в семье, не считая расходов на врача. А к тому же Ральф, разгуливая по кухне, сильно обжегся о горячую плиту. Под бинтами у него чесались ручки, и кто-то должен был все время следить, чтобы он не разодрал волдыри. На день рождения Джорджу подарили маленький красный велосипед со звоночком и багажником. Все сложились, чтобы его купить. Но когда Этта потеряла работу, они больше не смогли выплачивать взносы и пропустили два срока; из магазина прислали человека, и он забрал машину. Джордж смотрел, как выкатывают с крыльца велосипед, и, когда его провозили мимо, он лягнул заднее крыло, а потом спрятался в угольный сарай и запер за собой дверь.

Только и слышно было: деньги, деньги, деньги. Они задолжали в бакалейную лавку и не выплатили последний взнос за какую-то мебель. И теперь, когда дом им уже не принадлежал, надо было вносить аренду. Все шесть комнат были всегда сданы, но никто из жильцов вовремя не платил.

Папа долгое время каждый день ходил искать работу. Плотничать он больше не мог, его теперь брал страх, если он стоял больше чем на три метра над землей. Он просился на самую разную работу, но никто его не нанимал. Тогда наконец ему пришла в голову такая идея.

– Все дело, Мик, в рекламе, – заявил он. – Я пришел к выводу, что у меня из-за этого не ладится с моей часовой мастерской. Надо уметь себя подать. Надо, чтобы люди знали, что я умею чинить часы хорошо и дешево. Вот увидишь. Я добьюсь того, что смогу хорошо кормить семью до самой своей смерти. Надо только составить объявление.

Он притащил домой десяток кусков жести и красную краску.

Целую неделю он трудился в поте лица. Папа был уверен, что очень здорово все придумал. Он завалил вывесками весь пол своей комнаты. Встав на карачки, он старательно выводил каждую букву. Работая, он посвистывал от удовольствия и мотал головой. Таким довольным и веселым его не видели уже несколько месяцев. Время от времени ему приходилось переодеваться в выходной костюм и ходить за угол, чтобы выпить стакан пива и немножко успокоиться.

На вывесках сперва было написано:

Уилбер Келли

ПОЧИНКА ЧАСОВ

Дешево и умело

– Понимаешь, Мик, надо, чтобы они бросались в глаза. Сразу приковывали внимание, всюду, где бы ты их ни увидел.

Она ему помогала, и он дал ей за это тридцать центов. Сначала вывески были мировые. Но он слишком долго над ними мудрил. Ему хотелось добавить то то, то это – и в углах, и сверху, и снизу. В конце концов он заляпал вывески разными надписями: «Очень дешево», «Спешите!» и «Дайте Мне Любые Часы, и Я Их Заставлю Ходить».

– Ты столько всего понаписал, что ничего прочесть невозможно, – сказала она ему.

Он притащил домой еще жести и поручил рисовать вывески ей. Она расписала их без особых затей огромными прописными буквами и на каждой изобразила часы. Скоро была готова целая груда. Знакомый парень вывез их за город и прибил к деревьям и заборным столбам. На обоих углах их квартала он повесил по вывеске с Изображением черной руки, показывающей, как пройти к их дому. А над парадной дверью водрузили еще одну вывеску.

Наутро после того, как объявление повесили, папа надел чистую рубашку и галстук, сел в переднюю комнату и стал дожидаться заказчиков. Никто не приходил. Правда, ювелир, сбывавший ему лишнюю работу за полцены, прислал-парочку испорченных часов. Вот и все. Папа очень огорчился. Он больше не стал искать другую работу, но все время старался чем-нибудь занять себя по дому. Снимал двери и мазал маслом петли – нуждались они в этом или нет. Делал домашний маргарин для Порции и мыл наверху полы. Придумал приспособление, чтобы талая вода из ледника выливалась прямо через кухонное окно. Выпилил красивые кубики с алфавитом для Ральфа и изобрел машинку для вдевания нитки в иголку. С часами, которые ему надо было чинить, он возился подолгу и упорно.

А Мик все ходила за мистером Сингером, хотя ей вовсе этого не хотелось. Ведь то, что она ходит за ним по пятам без его ведома, было как-то некрасиво. Два или три раза она даже сбегала с уроков. Она выходила следом за ним, когда он шел на работу, и целый день болталась на углу возле ювелирного магазина. Когда он обедал в кафе у мистера Бреннона, она входила туда и тратила десять центов на мешочек с фисташками. А по вечерам сопровождала его во время длинных прогулок в темноте. Она отставала от него не меньше чем на квартал и шла по другой стороне улицы. Когда он останавливался, останавливалась и она, а когда он ускорял шаг, она пускалась бегом, чтобы от него не отстать. Пока она могла его видеть и находиться поблизости, она чувствовала себя счастливой. Но иногда ее одолевало неприятное ощущение стыда, она сознавала, что поступает нехорошо. Тогда она старалась найти себе занятие дома.

Они с папой теперь были похожи – им все время надо было с чем-нибудь возиться. Они живо интересовались всем, что происходит дома и по соседству. Взрослая сестра Тощи-Мощи выиграла пятьдесят долларов в кинолотерею. У Бэби Уилсон сняли наконец повязку, но волосы у нее были коротко острижены, как у мальчика. В этом году она не смогла выступать на вечере, а когда мать повела ее посмотреть, как танцуют другие, она подняла крик и стала биться в истерике. Ее пришлось силой вытаскивать из оперного театра. На улице миссис Уилсон ее отшлепала, чтобы она унялась. Но миссис Уилсон сама тоже расплакалась. Джордж ненавидел Бэби. Он даже затыкал нос и уши, когда она проходила мимо их крыльца. Пит Уэллс сбежал из дому и пропадал три недели. Вернулся он босиком и очень голодный. И хвастал, что дошел до самого Нового Орлеана.

Из-за Этты Мик все еще спала в гостиной. Ей было так неудобно на короткой кушетке, что приходилось досыпать днем в классе. Через ночь Билл с ней менялся, и когда она спала с Джорджем. Потом им вдруг подфартило. Один из верхних жильцов съехал. Целую неделю никто не отзывался на их объявление в газете, и мама сказала Биллу, что он может занять свободную комнату. Билл был очень доволен, получив свой собственный угол, отдельно от остальной семьи. А она переехала к Джорджу. Во сне он был теплый, как котенок, и очень тихо дышал.

Ночи теперь снова принадлежали ей. Но они были не такие, как прошлым летом, когда она бродила одна в темноте, слушала музыку и мечтала о будущем. Теперь ночи у нее были другие. Она лежала в постели, но не спала. Ее донимали страхи. Словно потолок всей своей тяжестью медленно опускался ей на голову. А что будет, если дом развалится? Как-то раз папа обмолвился, что все это место проклятое. Что он хотел этим сказать – может, как-нибудь ночью все они вот так будут спать, а стены треснут и дом рухнет? И похоронит их под штукатуркой, битым стеклом и переломанной мебелью? И они даже не смогут ни двинуться, ни вздохнуть? Она не спала и вся сжималась от напряжения. По ночам слышала скрип. Что это – кто-нибудь ходит? Кто это еще не спит, может, мистер Сингер?