Андрей Тарасов - Оболочка разума

– Ну как… – посмотрел старший на доктора как на младенца. – Вы уж не обижайтесь, могли и сами предложить. Мы только из колхоза…

– Чего? – настала его очередь чегокать.

– Да его же… – кашлянул старший в кулак. – Для смазки, значит. А завтра утречком и глазом не моргнете…

Доктор Петрович понял. И новенькие халаты для благоприятного впечатления и доверия, и интеллигентная шляпа.

– С другой стороны, замерзли в колхозе, лето сырое… А то ходим, ходим… Попростужались… – поддакнули старшему младшие.

Дальнейшее решалось у Сильвы Сидоровны.

– А где бутылку взять? – огрызнулась она, мало вникнув в аргументы в пользу пролития в хрипловатые емкости кровного нейрохирургического спирта. – Вы с этой стройкой на них разоритесь, а им как в прорву…

Это было самое многословное, что пришлось слышать от нее доктору Рыжикову до сего дня.

– А вы без стеклотары? – вежливо спросил доктор Рыжиков старшего, с которым он проник в святая святых Сильвы Сидоровны.

Старший развел руками. Где-где, а в медицине стеклопосуды этой горы. Сантехническое представление о мире зиждется на этом.

– Да что у нас, ни одной банки? – наивно спросил доктор Рыжиков.

– Одна есть, – мстительно сказала она, поняв, что хозяин обманут бесповоротно. – Но только в ней моча.

– Как – моча? – спросили мужчины. – Какая?

– А так! – Сильва Сидоровна, естественно, ненавидела всех потребителей казенного спирта, грабивших доктора Рыжикова и государство. – Не лошадиная, понятно. Больной помочился, да в анализ не приняли. Завтра снова писать… Вылить, что ли?

Доктор Рыжиков растерялся.

– Ну так ведь это… – засуетился старший, – все же как… дезинфекция, что ли… Сама себя моет…

– Да и моча дезинфекция, – подбодрил его доктор Петрович. – Вы на ранку, если что, пописайте, быстрей пройдет.

– Так то на ранку… – проворчал старший, ревниво наблюдая за струйкой, льющейся в сполоснутую банку. – Да ты не жмись, хозяйка. Сделаем качественно!

Начались ритуальные клятвы и уверения, которые завершились во дворе взаимным пожатием рук и прижиманием их к груди. С банкой в кармане старший сделался для остальных двух магнитом. Они уходили, поддерживая его под локотки, чтоб не упал и не разбился. Они не вернулись ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю. Встревоженный Сансаныч с одышкой сказал, что слесарей снова услали в колхоз на огурцы и помидоры и ждать их не раньше сентября. Да и вообще им сюда наряд никто не выписывал, это ведь стройка будущего года. Как они про нее узнали, неизвестно. И вообще непонятно, откуда здесь все появилось – доски, кирпич, цемент, стекла…

Как заговорщик заговорщика взял доктора под руку и увлек в сторону, в заросли разных кустов, обступающих прачечную.

– Юрий Петрович, голубчик! Не погубите! Я плановый ремонт приемного корпуса начать не смог, материалов нет! С меня контроль народный шкуру спустит, откуда здесь есть, а там нет! И документика ни на один кирпичик, ни на один мешок цемента! Это же фондовые материалы, накапают на нас – всех собак спустят! Мне уже намекали…

Если бы сам доктор Рыжиков знал, откуда, из каких заморских стран, прибыл тот грузовик с кирпичом! И мешки с известью и цементом. И ящик стекла. Но он даже близко не представлял. И даже будить не собирался эту спящую собаку. Только сейчас мелькнуло: если даже и посадят – успеем отстроиться. Пока настучат, пока насобирают материалов, пока повызывают свидетелей, подведут статью… Вполне можно успеть закончить. Уж стены рушить на вещественные доказательства у них тупости не хватит.

Разве что вернешься стриженный, как Смоктуновский в «Берегись автомобиля», а в твоем флигеле хозяйничает приветливейшая Ада Викторовна. Конечно же ей донельзя понадобилось такое одинокое уютное строение для особо тонких ультрафиолетовых и электромассажных процедур, разной физиотерапии и лечебной гимнастики. Так что попробуй отлучись не то что на два года – на два дня. Так и делает круги вокруг новостройки, принюхиваясь к соблазнительным запахам свежих рам и дверей.

Не столько из-за себя, а сколько из-за Сансаныча, он все же осторожно подкатился к больному Самсонову.

– Пусть не дрожит! – молодецки подправил Самсонов свой ус крючком-держалкой укороченной руки. – Смелого пуля боится! Да ни одного ворованного камушка тут нет. Тут и надо всего кот наплакал. Кирпич и смесь я вот себе выписал в домоуправлении. На ремонт печки. Печка, понимаешь, греть перестала. Прогорела изнутри. Ну и на заборчик добавили… Не, печка греть будет, мне ее Захарыч обследовал и говорит, что тот кирпич пойдет… Не, платить я не платил, оне мне и так задолжали. Сколь витрин им за так повставлял, по дружбе. Оне и рады расквитаться.

Доктор Рыжиков убедился, что лично Сансанычу обеспечено железное алиби, но все-таки что-то смущало его подсознание. Он-то знал, каково выпрашивать у домоуправления материал для ремонта жилья. Что-то тут было еще.

– А кто вас все-таки сюда прислал? – спросил он стекольщика Самсонова уже в двадцать седьмой раз.

Стекольщик Самсонов только гмыкнул что-то невразумительное насчет того, что лучше бы заняться сантехником…

…Сантехник пришел неожиданно. И в неожиданном облике.

– Что, снова к нам? – сурово спросила его Сильва Сидоровна, держа в руках швабру. У доктора Рыжикова она работала, конечно, еще без ставки, а со ставкой – на старом месте. Но души больше вкладывала сюда, особенно в охрану и оборону объекта, зная лисьи помыслы Ядовитовны. – Голова, что ли, снова болит? Нет его, у него перелом позвоночника…

– Перелом?! – округлились глаза у недавно выписанного больного Чикина, ибо это был он. Но, к его счастью, перелом был только операцией в «Скорой помощи». – Придется ждать…

Там доктор Рыжиков и застал его в сумерках, услышав где-то в глубине флигеля кряхтение и звяк металла. Чикин был с гаечным ключом и лбом в ржавчине. Самсонов сразу спросил его про локтевой кран. Чикин сказал, что может. Странно, при двух инженерных образованиях, но он действительно мог.

Доктор Рыжиков тут же локтем проверил кран (еще без подачи воды) и задумчиво сказал, что о таком он мечтал. Чикин смущенно улыбнулся.

– Может, еще что-нибудь надо? – преданно спросил он.

Доктор Рыжиков только вздохнул. После операции он всегда становился неразговорчивым.

– А у меня завтра суд… – робко напомнил о своих обстоятельствах Чикин.

– Подали все-таки? – В голосе доктора Рыжикова едва заметно проскользнуло разочарование.

– Подали… – растерянно сказал больной Чикин. – На меня. Она на меня подала…

– За что? – Доктор Петрович почему то слегка потеплел, будто Чикин-ответчик был ему роднее Чикина-истца.

– Вот вы как врач… – спросил больной Чикин, – ну и вообще – Какой может быть приговор?