Андрей Тарасов - Оболочка разума

– Все, хватит бездельничать, – заключил он насколько мог решительно. – Пора трудиться до седьмого пота. Переходим от слов к делу…

– Какому делу? – насторожилась воинственная и прекрасная.

– Конкретному, – сказал доктор Рыжиков хладнокровно. – Тяжелому и мучительному. Как и всякое спасение.

На лестнице переминался Сулейман.

– Может, нам завтра бормашину так же… – осторожно приподнял свою половину доктор Петрович.

– Извините… – прыгнули искры в глазах Сулеймана. – Там мой учитель Лев Христофорович такой грустный сидит…

– Так если все убито мышьяком… – пробормотал доктор Петрович на последнем пролете.

– Извините… – уперся задом Сулейман в запасную пожарную дверь.

– Ну я что там, пошла? – гулко, на всю больницу, крикнула им сверху, с «васара», рыжая кошка Лариска.

– Она стоит? – мягко удивился Сулейман, борясь с мощной дверной пружиной. – И еще не ушла?

– Не ушла, не ушла! – передразнила его сверху рыжая кошка. – С вами до утра не уйдешь, возитесь как черепахи…

Пожарная дверь, отпущенная ногой доктора Рыжикова гулко ударила по стене. Они оказались в сравнительной безопасности – в кустарнике больничного двора.

– Мистер Рыжиков в тылу врага, – оценил ситуацию доктор Петрович. – А ночь какая замечательная!

– Только караваны грабить, – посмотрел на звезды Сулейман.

– Или бормашины, – уточнил доктор Рыжиков.

– Извините! – отрезал сообщник.

В затаившийся флигель их впустил по условному стуку бдевший Чикин. Убедившись, что хвоста нет, они заперлись и перевели дух. Чикин принялся осматривать детали и трубки.

Лицо его из сонного становилось все более заинтересованным. Все внутренности отделения уже были украшены его руками. Со всех дверей качественные профессиональные таблички гласили: «Операционная», «Кладовая», «Палата N 1», «Палата-изолятор», «Ординаторская», «Не курить!», «Просьба соблюдать тишину». Венцом художнической деятельности Чикина был фонарь с загорающимися буквами: «Тише! Идет операция!» Оформление было почти исчерпано, и он малость загрустил, но при виде дыхательного аппарата оживился.

– Это для кого? – спросил он.

– Для непослушных, – охотно сообщил доктор Рыжиков.

Чикин ответил доверчивым взглядом, говорящим, что послушнее его здесь никого не найти. Доктор Рыжиков впервые отвел свой – его впервые посетила мысль, что он действительно не знал, что там происходило у них в квартире по вечерам и кто за кем гонялся. «Зачем это ей надо? – вернулся голос одного криминалистического чина. – Любая баба за последнего любого алкоголика двумя руками держится, не отпускает. А тут вроде вполне приличного сама гробит…» Но это длилось лишь мгновенье, после чего доктор Рыжиков сам устыдился. Чикин в великоватом халате с висящими рукавами, Чикин с двумя высшими образованиями, готовый к любой малярной и слесарной работе и готовый по первому свисту броситься в постель, накрывшись с головой, – Чикин излучал преданность и доверие.

Доктор Рыжиков тут же мысленно извинился перед ним, тут же мысленно залившись краской стыда.

– Извините… – мягко вмешался в их дела Сулейман. – Надо как-то сговориться…

– Зачем? – не понял доктор Рыжиков, почему надо сговариваться не до, а после преступления.

– Сразу видно, что не из Баку, – затуманился взгляд Сулеймана. – Нас же все видели. Будут спрашивать – что говорить?

– Что?.. – призадумался доктор Петрович.

– А вы что, – осторожно показал Чикин, – это… украли?

– Не украли, а спасли, – поправил доктор Рыжиков. – Есть ложь во спасение, значит, должно быть и хищение.

– Некоторые считают, что каждое хищение спасает для кого-нибудь что-то нужное, – охотно поддержал Сулейман. – На одной подпольной фабрике из болоньевых отходов шили плащи, а когда их забрали, стали доказывать, что без них эти отходы сгорели бы, а так тысячи хороших советских людей, честных тружеников, надели дефицитные плащи, которых бы они никогда не купили в магазине… А теперь вы хотите не только нас посадить, это пустяки, а честных советских людей раздеть и голыми пустить…

– Гм… – задумался доктор Петрович. – Я бы, например, тоже засомневался.

– А там не сомневались, – скорбно заключил Сулейман. – Дали по двенадцать лет за особо крупное… И думаете, кто-нибудь на этом поумнел? Отходы продолжают выбрасывать и сжигать. А сколько людей без плащей ходят… Как это можно назвать?

– А вот в Англии два парня банк взяли, – уклонился доктор Рыжиков от прямого ответа. – Самым эффективным и бескровным способом.

– Каким? – спросили Сулейман с Чикиным, как будто решили не останавливаться на ДП-2.

– Мышиным. Зашли и выпустили из мешка штук сорок мышей…

– Мышей? – вздрогнул больной Чикин.

– Половину белых, половину серых.

– Зачем? – проявил Чикин полную чистоту своих помыслов.

– А-а… – улыбнулся Сулейман с удовольствием.

– Ну да, – подтвердил доктор Рыжиков. – Когда визг кончился и дамочки стянули с голов юбки, поймали последнюю мышь… все сейфы уже пустые. Нравится?

– А нам это зачем? – опасливо спросил больной Чикин.

– Может, нам и больных своих так похищать придется, – пообещал веселую жизнь доктор Рыжиков. – Уже на этой неделе, я думаю. Распределим обязанности: Чикин отлавливает мышей…

– Ой! – сказал Чикин.

– Что? – спросил внимательный доктор.

– Мышей боюсь, – признался немеющий Чикин.

– Это ничего, – успокоил доктор Петрович. – Мы их методом усыпления. Нальем молока со снотворным, они и лапки вверх, Гитлер капут… И в мешок…

– Мыши мешок прогрызут… – предсказал Сулейман.

– Тогда в биксы, – нашелся доктор Рыжиков.

Судьба мышей была предрешена. Подробно обсудив все детали их массового выпускания в главном хирургическом коридоре, нарушители соцзаконности разошлись, не заметив, что по существу дела так и не сговорились. И если завтра предстоит допрос – их будущее выглядело плачевным.

Перед уходом доктор Петрович почему-то обошел все темные безлампочные комнатки и осмотрел их потолки. Что он искал там, задрав голову? Какой выход из какого положения? Оставшийся на своей раскладушке Чикин мог только гадать.

Но мыши-то по потолку не бегают, думал он в полусне.

И каждые шорох за окном заставлял вздрагивать – не идут ли с собаками за краденым аппаратом…

– Его что, в самом деле посадить могут? – спросил Сулейман с таким детским удивлением, что в душе доктора Рыжикова наступило какое-то невиданное потепление. – О мир! Наши восточные поэты так восклицали, может, слышали?

– Я думаю, кто только это не восклицал! – согласился доктор Рыжиков. – Знаете, Сулейман, мне в таких случаях хочется снять у человека болевой синдром, а потом приступать к разговору. Иначе он все воспринимает искаженно. Но как сказать судье, что тут надо лечить не Чикина, а ее? Она ведь смертельно обидится и еще добавит года три…