Кэти Макгэрри - Скажи, что будешь помнить

Конечно, я совсем не уверена, что стану делать, если он не встанет, потому что все происходит слишком быстро, и мне не дает покоя один маленький вопрос: поцелуемся мы или нет? Как будто про себя я уже все решила.

– Так мы друзья?

Дрикс оглядывает меня с головы до ног и спокойно говорит:

– Да, друзья.

Снова пищит телефон, выдавая мамино нетерпение. Если затянуть, она сама отправится на поиски и снимет с меня кожу живьем, если обнаружит в комнате Дрикса.

– Поговорим потом, ладно? После собрания?

– Дверь будет открыта.

Он оставит дверь открытой… для меня. Так я еще никогда не волновалась и теперь жду не дождусь окончания встречи со спонсорами, потому что мы с Дриксом друзья.

– Ты притащил собаку в исторический отель? С ума сошел?

Оказывается, Синтия – частично демон. Физиономия красная, изо рта летит слюна, а из тела, кажется, вот-вот вырастут новые конечности.

– Менеджер отеля связался с организаторами, и те вне себя от ярости.

Весь заполненный гостями конференц-зал затих, повернулся и уставился на меня. Я стою, прислонившись к стене, в незаправленной белой рубашке и сбившемся набок галстуке. Синтия объяснила, что репортерам больше нравится мой «уличный стиль», поэтому на мне старые джинсы за минусом цепи. На месте преступления меня поймали не впервые, и Синтия должна понимать, что попасться со щенком в номере не самый серьезный проступок в моей жизни.

Через полчаса мы все отправляемся на летний фестиваль в каком-то городишке, о существовании которого я узнал всего лишь четыре часа назад. Такой вот стала моя жизнь: ходить, куда велят, читать с листа написанное, быть роботом, но зато вечером я проведу время с Элль.

Синтия буравит меня взглядом, как будто рассчитывает запугать одним своим видом и вырвать объяснение. Складываю руки на груди. Я понес наказание за Доминика, а уж разобраться с избалованной, только что выпорхнувшей из колледжа двадцати-с-чем-то-летней дамочкой с накрашенными глазами, возжелавшей стать политиком, для меня проще простого.

– Ведь так, да? – кричит она. – Что ты молчишь? В интернете полно фотографий, на которых ты выходишь из отеля со щенком и садишься в машину к брату. Ты представляешь губернатора и должен служить образцом…

Синтия открывает и закрывает рот, ищет подходящее слово.

– Нельзя проносить щенков в исторический отель, куда собаки не допускаются и где он мог причинить серьезный ущерб. Этот отель значится в списке исторических достопримечательностей.

Тор прожил со мной две недели и, если не считать лужицы в комнате Холидей, кавардака на кухне и пары моих пожеванных туристических ботинок, вел себя вполне прилично. Бывая в отеле, Тор пачкал только в ванной, где я регулярно за ним убирал.

– Где ты, черт возьми, нашел щенка и как тебе могло прийти в голову притащить его в исторический отель? По-твоему, это шутка? Или для тебя весь наш уговор шутка? Твоя фотография со щенком попала во все новостные выпуски, и мне уже пришлось объясняться с губернатором насчет того, как ты пронес пса без моего ведома.

Мне самому глубоко наплевать, что кто-то успел щелкнуть меня со щенком на руках в вестибюле отеля. Я завернул проказника в свою старую рубашку, но он высунул голову ровно в тот момент, когда мы вышли через главную дверь и направились к машине Эксла. Засек нас не какой-нибудь репортер, а совершенно посторонний человек – увидел меня, увидел щенка, щелкнул, отправил в Твиттер, где его пару недель спустя обнаружили ребята из прессы.

Если это новость, значит, с миром СМИ и миром вообще определенно не все в порядке.

– Ну, скажи что-нибудь! – требует Синтия. – Скажи что-нибудь или помоги мне объяснить губернатору, что вся сделка была одной большой ошибкой.

Цепь у меня на шее затягивается.

– Щенка я нашел. Взял к себе в номер. Что тут такого?

Синтия поворачивается так круто, что прядка волос, взметнувшись, прилипает к густо накрашенным губам.

– Что такого? Откуда мне знать, что эта тварь натворила в отеле! Ты должен был сказать мне. А еще лучше, не должен был приносить животное в исторический отель и вообще не нарушать никаких правил. У тебя испытательный срок!

Дверь открывается. В комнату входит отец Элль, и у меня в животе сворачивается канат. Его появление становится сюрпризом не для меня одного. Все опускают глаза, мнутся, переступают с ноги на ногу, и эта волна растерянности катится перед ним, пока он идет к столу, на котором стоит его компьютер. Справиться с Синтией я могу. Неодобрение губернатора волнует меня не очень, в конце концов щенок – не самое плохое, что я делал в жизни. Думаю, губернатор и сам это понимает. А то, что речь идет об историческом отеле, не так уж и важно.

Несколько секунд отец Элль смотрит на меня изучающим взглядом, потом поворачивается к Синтии.

– Фотографию я видел. Комната пострадала?

Синтия вздыхает и принимает боевую стойку – руки в боки.

– Администратор говорит о грязных полотенцах – по-видимому, Хендрикс постоянно убирал за ним. Больше ничего, но они обещают еще раз осмотреть номер, и тут уж можно не сомневаться – каждую царапину запишут на наш счет. Менеджер просто рвет и мечет. Написал в Твиттере, что Хендрикс, принеся щенка, проявил неуважение к отелю, и требует публичных извинений.

Губернатор – тот еще здоровяк, прямо-таки медведь, одним своим видом внушающий уважение, – смотрит так, словно читает мои мысли, и это немало меня пугает. Но склонять голову я ни перед кем не намерен. Даже перед ним.

– Щенка я нашел. Принес к себе в номер. Вот и все. Ничего серьезного.

– Нет, это серьезно! – кричит на меня Синтия.

Губернатор достает сотовый и набирает сообщение. В комнате, полной людей, воцаряется мертвая тишина. Как такое возможно? И почему щенок в номере – преступление федерального масштаба?

– Ты права, – обращается он к Синтии. – Это серьезно. Но не для Хендрикса. Подбирать заблудившихся щенков – это стиль одной особы, а значит, вина на другом человеке.

Синтия вздрагивает от этих слов, и я ловлю себя на том, что облегченно выдыхаю. В тюрьму из-за собачонки меня бы не упрятали, но предупреждение бы вынесли. Что-нибудь вроде «сделаешь это еще раз – и получишь коленом под зад», а может быть, и дополнительный год за решеткой.

Стук. Дверь открывается, и я на секунду закрываю глаза. Ну надо же. Бросаю взгляд на Элль, которая входит в конференц-зал и идет к нам. Очков на ней нет, как нет ни джинсов, ни кружевной блузки, в которой она была прошлым вечером, но есть голубое платье, подчеркивающее каждый изгиб. Легкое, оно колышется при каждом шаге, и со стороны кажется, что ее обдувает ветерок.

Да, выглядит она роскошно, но я предпочитаю настоящую Элль, а не ту, что вижу сейчас, – с макияжем и аккуратно уложенными волосами, в идеальном наряде. Ходячее и говорящее совершенство с журнальной обложки.