Аня Воронцова - МАКСимум

Она шла по направлению к центральному пляжу. Длинное бордовое вечернее платье мягко струилось вдоль шагающих ног. Золотисто-русые волосы пышными волнами спускались ниже лопаток.

Она была красива и как будто бы наивно не подозревала об этом. Высокий лоб, круглые голубые глаза, пухлые чуть приоткрытые губки – трогательно детское выражение на лице взрослой женщины.

Сегодня в воздухе ощущалась какая-то восторженная, небывалая свежесть. Приморский ветер пушил волосы, лежащие на открытых плечах, овевал её всю, высокую и стройную, перебирал мгновенные складки узкой юбки, делающей её похожей на русалку, выплывшую из моря полюбоваться луной… Она немного постояла у воды. Волны были сегодня необычайно тихи – ни одна капля не окропила ни подола, ни носка бордовой замшевой туфельки. Широкая серебристая лунная дорога простиралась далеко-далеко… Казалось, сделай шаг и иди, прямо по ней, не оборачиваясь, не думая ни о чём, забыв, откуда ты и куда… Она поднялась по деревянной лесенке на дощатую террасу небольшого кафе.

Бармен за стойкой читал детективный роман. Ни один посетитель в этот час не нарушал его уединения. Услышав шаги, он поднял взгляд.

– Добрый вечер.

Она села на кожаный диванчик так, чтобы видеть лунную дорогу. Попросила порцию сидра и дополнительный стакан со льдом. Задумалась. В кафе играла тихая музыка, сюда долетало спокойное дыхание моря…

Вдруг внизу послышались голоса. С натужным кряхтением по крутой деревянной лесенке поднялся очень грузный лысый пожилой мужчина в очках, следом его спутник – на вид моложе и значительно бодрее, темноволосый, дорого и аккуратно одетый.

– Добрый вечер, – толстяк широко улыбнулся всем присутствующим.

Она слегка кивнула, бармен ответил вежливым приветствием.

– Милая девушка, – толстяк приблизился и, облокотившись на стол, обратился к ней, – скажите, вы не встречали здесь на побережье трёх молодых парней, один длинный такой, – толстяк простёр руку вверх, – и два поменьше. Это наши друзья. Мы ищем их и никак не можем найти.

– Нет, сожалею, – в её голосе сквозила лёгкая досада – в её тонкое хрупкое лунное одиночество так бесцеремонно вторглись.

Толстяк покачал головой.

– Ай…ай…ай. А вы случайно не знаете… Есть тут ещё какие-нибудь заведения, где они могли бы зависнуть?

Она хорошо знала побережье и располагала в данным момент свободным временем. Почему бы не помочь? Когда толстяк, покачиваясь и охая, принялся спускаться с террасы, она, ощутив вдруг прилив неудержимой непрошеной жалости к его беспомощности, неуклюжести, тяжести, остановилась и подала ему руку.

– Большое спасибо, – сказал он проникновенно и, подняв глаза, взглянул на неё как на живого, не случайного уже человека.

Они прошлись по пляжу, заглянули в несколько опустевших заведений, в каждом из которых толстяк приветливо интересовался у редких поздних посетителей и у официантов, не видели ли они где-то поблизости «трёх молодых парней, один длинный такой, два – поменьше», и всякий раз он выбрасывал вверх руку, показывая, как именно длинный длинен. Толстяк болтал без умолку, робко ввиду значительной разницы в летах пытался с нею флиртовать, сообщил, что в своё время закончил философский факультет МГУ и имеет степень.

Его спутник говорил значительно меньше и казался озабоченным. Представился Олегом. По манере общения – краткие веские фразы, интонации, уважительные, но прохладные – она сразу поняла, что перед нею – человек успешный. Деловой. Бестолковая потеря времени и лишние эмоциональные затраты – ни к чему. Это всё – потенциальные деньги.

Виктор-философ немного порассуждал о том, что учёные нынче не в цене, и частенько им приходится пробавляться чем придётся. Она покивала.

– Ну почему же… – возразил Олег.

Бедных и богатых отличить по образу мыслей даже проще, чем по одежке. Первые постоянно твердят: у нас плохая страна, тут денег не заработаешь, чиновники воруют, начальники не платят, а вторые уверены, что вокруг полно возможностей, не устают их искать, и, в конце концов, находят.

Выдержав ещё около четверти часа напрасных поисков, Олег предложил толстяку отправиться домой.

– Да ладно тебе… Давай ещё по пиву, – просительно молвил философ.

– Хватит, идём, – решительно заявил бизнесмен.

Покинув территорию Центрального пляжа и пройдя примерно сотню шагов от ворот мимо заброшенного участка, попадёшь в ещё одно летнее кафе. «У Ильича». Фонари возле выставленного чуть ли не на дорогу мангала светят ярко, и музыка по ночам разносится до конца улицы.

А ты такооой… Красивый с бородооой!

– Да вот же они! – воскликнул толстяк.

Возле мангала, посверкивая рыжими огоньками папирос, стояли трое. И один из них действительно был длинный, двое – поменьше.

– Дима, Игорь и… Максим. – Отрекомендовал «молодых парней» толстяк.

– Мои сыновья и их приятель из Евпатории, – пояснил Олег.

– Вы только не уходите от нас к ним, – ласково пошутил толстяк, пытаясь её приобнять, – мы были первые… Вы наша дама.

– Хорошо, – легкомысленно пообещала она, поднимаясь вслед за ним на террасу к «Ильичу». Она действительно не собиралась ни к кому уходить и даже помнила, что она замужем.

Потом было очень весело и легко. Она и не заметила, как выпила стакан пива. Потом ещё один, и ещё… Пространство вокруг мерцало. Звенело. Дребезжало. Мазало по глазам яркими сочными красками. Никогда в своей жизни она не чувствовала себя такой свободной и такой радостной. Она напрочь забыла о времени, о муже, о детях в кроватках, всецело отдавшись этому неистовому экстатическому ликованию…

Скинув туфли, она танцевала на деревянном помосте в центре кафе. Другие посетители, взявшись за руки, водили вокруг неё хоровод. Все они лучились неудержимым, как пена на пиве, неисчерпаемым счастьем – смеялись, подпевали, выкрикивали, сияя глазами:

– Мы в Крыму! Крым – это Россия! Да здравствует Поповка!

И она выкрикивала. И танцевала. Босиком. На теплых шершавых досках. Кружилась, раскинув руки.

Это был звездопад. Ослепительный миг славы, силы и красоты. Казалось, маленькие золотые крупинки падают с неба прямо в её раскрытые ладони.

А потом она заметила, что куда-то исчезли толстяк и его деловой спутник. Остались только «три молодых парня, один длинный такой, два – поменьше». Они расселись вокруг неё за столиком, заказали ещё пива, орешков, сушеных кальмаров, и веселье продолжилось.

В Древнем Риме принято было в самый разгар празднества приносить в пиршественную залу покойника. Это должно было напомнить живым о том, что всему на земле определён срок, и потому этот момент, когда они наполняют свои золотые чаши, звонко сталкивают их друг с другом, хохочут и поют, всего лишь момент – единственный, бессмысленный, бесценный.