Юлия Старшова - Красивый Александр

Александр, держась за девушку, поднялся с пола, и на полусогнутых ногах зашел в свою квартиру. Везде горел свет.

– Теперь я могу тебя покинуть. Я думаю, бабушка скоро придет. Только никуда не уходи на пьяную голову, чтобы не разминуться с ней. Обещаешь? – спросила Наташа.

Александр медленно, но уверенно шел в туалет, чтобы еще раз позволить организму выплеснуть из себя весь яд.

– Обещаешь? – повторила девушка.

– Я обещаю, – ответил Александр.

Послышались рвотные позывы. Наташа, сдвинув брови, закрыла дверь, решив не смущать своего нового знакомого.

Алена однозначно ничего не поняла из произошедшего. Что это всё могло значить? Находясь в полном одиночестве, она пожала плечами, словно ответила жестом на свой же вопрос. Алена отошла от двери и снова принялась дописывать задание.

Алена Добронравова жила одна в своей квартире, в которой было две светлые комнаты. Девушка училась в институте и была на год младше Александра. Отец Алены купил любимой дочери квартиру, чтобы та могла спокойно учиться, и ничто ее не отвлекало, так как родительский дом часто посещали гости, да еще с маленькими детьми, которые мешали ее занятиям. А училась она в медицинском, пойдя по отцовскому пути. Алена добросовестно пользовалась подарком родителей. Она не устраивала шумных гулянок, вечеринок, почти не приглашала к себе гостей – вела размеренную жизнь, отдавшись на этом этапе жизни обучению. В прочем, как и Александр. В этом они были несказанно похожи.

Наташа, тем временем, спустилась от Александра, села в машину и уехала домой. День у нее выдался трудным. Плакать не хотелось. Выпить чего-нибудь? Нет, тоже не хочется. Есть такие минуты, когда совершенно ничего не хочется. У Наташи шли именно такие минуты. Она даже ехала без мыслей, сосредоточившись исключительно на дороге.

Зайдя к себе домой, Наташа бросила вещи прямо на пол и пошла в душ. Там ее окружили воспоминания о сегодняшнем дне, о кошмаре и позоре, о ее эмоциональном состоянии на тот момент. И она словно переживала всё заново – сердце ее застучало интенсивнее, дыхание лишилось ритма, ком горечи увяз в горле. Тут Наташа позволила себе поплакать. Наверное, даже не от обиды, а от того, что возможная дневная норма отрицательных эмоций была превышена, а лишнему необходимо было выйти наружу. Это продолжалось недолго, и скоро Наташа пришла в себя. Она не хотела думать о том, что делать с расчетом на работе. Она не хотела вымаливать заработанные деньги – сейчас ей было все равно, и она, уставшая, откинулась на подушку. Приняв удобную позу, выдохнув, положив одну руку под щеку, Наташа почти провалилась в сон, как резкая мысль ее пробудила.

– Я забыла отдать ему книгу!

Конечно, в такой ситуации и не забыть! С одной стороны, это была мелочь, но не для этого она ее спрятала, чтобы потом выбросить! Нужно было отдать. Да, всё уляжется, будет свободная минутка, и она отвезет книгу Александру.

Что же там происходит у нашего Саши? В его доме покой пока не наступил. Как и обещала Гришина, его выворачивало наизнанку. Желудок как будто хотел оторваться от всех органов, выйти из организма и уйти своим путем от таких издевательств. Александра рвало, он умывался, пил воду, его снова рвало. И опять, и опять.

– Если бабушка это увидит, она упадет на месте! Нужно прийти в себя! – уговаривал Александр сам себя.

Обутый, одетый Саша сидел в ванной комнате и старательно пытался улучшить свое самочувствие и внешний вид. Выглядел он кошмарно. Что скрывать? Просто кошмарно. Сам черт бы испугался его!

Как только рвотные позывы закончились, и Александру стало немного легче, хотя изображение действительности продолжало слоиться как тесто, он поднялся и хотел искупаться, чтобы освежиться. Но вдруг резким движением Анна Владимировна распахнула дверь в ванную.

Глаза их встретились. Губы пожилой женщины задрожали.

– Что….что….что это такое? – спросила она с разочарованным изумлением, словно сейчас лишится чувств.

Александр кинулся ей в ноги.

– Бабушка, только пожалуйста, не волнуйся! Я прошу тебя! – Александр расплакался. Слезы его были не яркими, не бегущими одна за одной, а явились хрустальным блеском на его разноцветных глазах.

Анна Владимировна смотрела на него, ноги в коленях совсем ослабели и она села на пол.

– Что это такое? Что ж за день сегодня? Ты знаешь, что я оббежала весь город и обзвонила всех, кого можно? – дрожащим голосом частила она.

В ее вопросах не было злобы. Ее сердце на миг успокоившееся снова забилось учащенно от новых обстоятельств. Она сразу же поняла, что внук ее был не трезв.

– Что ты наделал? Не так плохо, что ты напился. Ужасно, что ты не предупредил. Господи! Боже мой! – Анна Владимировна в истерике говорила чужим голосом.

Саша все лежал на полу в ногах у бабушки и не знал, что ей ответить. Как вымолить ее прощение?

– Встань уже! Что ты лежишь? – сказала Анна Владимировна. – Слава Богу, ты нашелся. Что случилось, Саша?

Александр, поднимая на бабушку блестящие от редких слез глаза, один черный, другой каре-зеленый, снова отстранил от нее взгляд. Лгать не моглось! Весь сегодняшний день был как рыбья кость, вызвавшая нагноение. Под воздействием всех прошедших ситуаций, чувств, которые они вызвали, удивления, что ему помогла девушка (милая хорошая девушка помогла ему!) и, конечно же, алкоголя Александр начал рассказывать все по порядку. Начал он со случая с ручкой.

Анна Владимировна предложила внуку ненадолго прерваться, чтобы пойти на кухню, расположиться удобнее и нормально все обсудить. Там бабушка поставила на стол обещанный ранним вечером травяной чай и принялась слушать. Александр успокоился. Страха больше не было. Вот бабушка – жива, здорова. Да, уставшая, и как будто резко еще больше постаревшая, но успокоенная тем, что видит перед собой внука. Пусть опьяневшего, пусть виноватого, но тоже живого и невредимого.

Ах, Александр! Ты собрался рассказывать бабушке правду? Все как есть? Про Данилина, Гришину, про крысиного короля? Про тень? Про Алену тоже расскажешь? Как ты сейчас не прав. Но это Александр узнает позже.

И Александр начал свое повествование. Попивая ароматный чай, он все рассказывал в лицах, так, как было. Только бабушке, своему единственному другу и покровительнице, он мог позволить выразить эмоции и огласить чувства, которые тогда испытывал. Саша ничего не перевирал, рассказывал все, как было, объективно, дополняя рассказ только своими личными переживаниями. Но не охарактеризовал других, только себя.

Анна Владимировна начала меняться в лице уже после первого рассказа о ручке.

– Какова наглость! Быть такого не может, Саша! Чтоб из-за ручки! – восклицала она.