Лана Войс - Отдельно Взятая Жизнь

Я поймала во взгляде Андрея вину, но мне уже было глубоко плевать на его семейную жизнь.

–У тебя есть фотографии с теплохода?– спросила я.

Андрей закатил глаза, не время для воспоминаний. Я сильно ткнула его в бок.

– Давай, завтра вдвоем с утра к Максиму с фотографиями, может кого и опознает.

Он принес мне пачку и прошептал,

– Алена, хорошо, завтра в восемь утра подъезжай на угол, поедем к нему, а сейчас извини, дома скандалы постоянно. И больше не приходи сюда.

В подтверждение его слов, за дверью что то со звоном рухнуло и раскатилось по полу на множество осколков.

* * *

На следующее утро мы с Андреем подъехали к дому Максима. Основная масса народа уже находилась на работе и мы никем незамеченные поднялись по скрипучим полусгнившим ступеням на его второй этаж. Позвонили, подождали, позвонили опять. Никто не ответил.

Андрей толкнул неожиданно распахнувшуюся дверь. Мы осторожно зашли и почувствовали: к запаху прокисшей еды добавился металлическо кисловатый запах свежей крови.

Максим лежал в гостиной с пробитой головой, а вокруг растеклась алая, только начавшая сворачиваться по краям, кровь. Он был убит буквально перед нашим приходом.

-Назад! рявкнул Андрей и мы выскочив, сбежали вниз по ступенькам, стараясь не дышать.

Сели в машину, отъехали, оба молчали ошарашенные. Наконец Андрей промолвил:

–Парень видать сдуру позвонил этому Василию.

Я продала квартиру отца и собственную, и это все что у меня было. С кризисом мы еле еле выручили нужную сумму.

Мы собрали пятьдесят пять тысяч долларов, положили в указанное место. Но Юлька так и не вернулась. Вместо ребенка мы получили записки с дополнительной суммой $20000.

Больше денег у меня не было, даже если я продам все свои органы,

Я ненавидела Андрея и себя за тот теплоход, и за то, что нет денег.

Нам было нечем заплатить похитителю в этот раз.

Через неделю у меня и Андрея под дверями появились идентичные конверты с единственным фото посиневшей мертвой Юльки.

Я лежала пластом трое суток, а на четвертую ночь, когда я закрыла глаза, то ли во сне то ли в бреду мне привиделся Саня. Он меня хлопнул по плечу и протянул метательный нож. Пробуждения мое было очень неохотным, мне не хотелось возвращаться к тоскливым реалиям, но правая рука еще чувствовала тяжесть ножа.

И я поднялась, загнав мои печали далеко в сердце, теперь я знаю, что мне нужно сделать.

Вечером, спрятавшись со своей старенькой Волгой в лесопосадке, я в бинокль наблюдала жизнь цыганского поселка. Подъезжали автомобили, выгружались увесистые черноволосые мужчины и женщины, заносили в дома пакеты и мешки, что то оживленно обсуждая. Собаки флегматично бродили сами по себе, никому не мешая и никого особенно не выделяя, казалось собачье и человечье племя существуют сами по себе в своих матрицах. Остановился автобус, из него вылезли цыганки, которых я часто видела на “пятачке”, так называлась горожанами небольшая площадь около городского сквера.

“Люди как люди, возвращаются с работы, только вот их работа почему то тесно связана с вредом ближнему,” подумала я, разглядывая смуглые лица.

В интересующий меня дом с красной крышей вразвалку направилась толстая цыганка средних лет, в кожаной куртке нараспашку и в синей с золотой каймой сборчатой юбке. Навстречу ей вышла старая низкорослая женщина с седыми косами и обе скрылись за дверью.

Понемногу поселок стал затихать, группы людей стоявших на улце разбрелись по домам, а я терпеливо ждала.

Когда наступила ночь, я вытащила припасенную канистру бензина, сунула в карман пару кусков вареной колбасы и отправилась к дому с красной крышей. Залаяла и подбежала с грозным видом белая собака. Я достала кусок колбасы поводила перед смутно видным носом, собака принюхалась и колбаса полетела ей в пасть.

Она проводила меня без лая до самых ворот, в благодарность за молчание я ей бросила еще кусок.

Я свободно прошла через незапертые сломанные ворота, поставила канистру у входной двери и медленно обогнула дом. Свет горел только в одной задней комнате. Я осторожно заглянула. в маленькое окно.

. Через редкую ситцевую занавеску было видно толстую цыганку в синей юбке, она укладывала многочисленные одинаковые пакеты с белым содержимым в коробку. Комната выглядела как обычная деревенская: на стенах ковры, полированный стол, старомодный сервант. Вдруг цыганка подняла голову и посмотрела прямо на меня.

Я отпрянула от окна. Она меня не могла увидеть через занавеску, но видимо что то услышала. Согнувшись, я продолжала красться, надеясь найти дверь на задний двор, как это часто бывает в деревенских домах. Но дверь отсутствовала и обойдя дом, я вернулась к входной.

Приникла ухом, прислушалась, все было тихо.

Осторожно подергав дверь, я просунула нож, подцепила ножом щеколду, открыла и зашла в темный коридор. Половицы предательски скрипнули. Черт, надо действовать быстро. Я распахнула дверь, из под которой пробивался свет и бросилась на толстую цыганку. От неожиданной атаки, та свалилась мешком под мной.

–Где девочка?– спросила я ее.

–Девочка? Какая девочка?– зaвизжала она и обхватила мою шею, пытаясь сдавить. Я ударила цыганку рукоятью ножа в скулу. Она взвизгнула:

–Ай! Не бей!

Я кольнула лезвием в ее щеку.

–Где девочка?

–Какая девочка?!

Я кольнула сильней.

-Василий знает!– вскрикнула цыганка.

–Где его найти?

-На пятачке торгует. Он тебя убьет!

И вдруг заорала какие то слова на своем языке во весь голос.

Я ударила ее рукоятью вновь уже изо всех сил и по голове. Она замолчала и обмякла.

Послышалось шуршание, старая цыганка в розовой ночной рубашке показалась в проеме с Макаровым в морщинистой руке. Я упала на ковер, перекатилась и пулей вынесло стекло в серванте.

Лежа, с пола метнула нож в старуху, он попал ей точно под сердце. Та свалилась бесформенной розовой грудой.

Густой запах крови повис в комнате, а по напольному ковру расползались красные пятна. Меня затошнило и хотелось убежать, но я сжав зубы, выдернула свой нож, обтерла об розовую рубашку убитой старухи и сжимая его в руке, вышла из дома за канистрой. Я была готова к нападению.

Вокруг по прежнему стояла тишина, никто в поселке так и не услышал шума, возможно благодаря увешанными коврами стенам.

Я принесла и открыла канистру, щедро наплескала на дверь, полила мебель, ковры, На кухне нашла трехлитровую бутыль подсолнечного масла, и тщательно промочила одежду, найденные полотенца, бросая их тут же на полу. Закончив обливать, я открыла дверь настежь, смяла газету, чиркнула зажигалкой и бросила в груду промасленных тряпок в коридоре. Взметнулся ослепительный столб огня, я рванула, что было силы прочь из дома к лесопосадке.