Лана Войс - Отдельно Взятая Жизнь

После похорон я почувствовала, что мне надо сбежать куда нибудь на природу, залечить сердце и я решила навестить свой дом в деревне.

В моем кирпичном доме было холодно, по стенам красивыми кристаллами висела изморозь. Строители прошлым летом построило печь, но батареи не были проведены. Зато можно ночевать прямо там где печка. Я поздравила себя, что летом по дешевке купила две тонны угля, принесла уголь в пластмассовом ведре, щепки и развела огонь. Я глядела на пляшущее пламя в топке и ни о чем не думала, странным образом оно меня успокаивало.

В комнате заметно потеплело. Я поставила чайник на плиту, скинула пуховик, оставшись в свитере, достала альбом и стала рисовать усевшись на табурет. Я воспроизводила по памяти увиденную мной живописную композицию из молодых елок на пригорке.

В обед съездила на заправку, которая стояла как раз у поворота к нашей деревне.

У продавщицы Тони я столкнулась с фермерской парой Артемьичом и его женой Таисией Петровной.

–Алена!– обрадовалась добродушная Таисия. Она обхватила меня руками.– Я прям соскучилась по тебе, ты заходи к нам в гости, мы сейчас в Тамбов, а вечером дома будем.

–Здравствуйте Таисия Петровна, здравствуйте Артемьич, рада вас видеть, сегодня не могу, но завтра зайду обязательно,– отозвалась я воодушевленно.

Я любила бывать в гостях у этой пожилой пары. Они мне напоминали старосветских помещиков своим нежным отношением друг к другу и истинно русским гостеприимством. Я всегда уходила от них с набитым как барабан животом, а Таисия Петровна вручала мне на дорожку и сверток с горячими пирожками из опарного теста.

У Тони я купила две бутылки лимонада, полбулки серого хлеба и плавленый сыр, похвалила ее прическу и вернулась обратно. Дело шло, мой пейзаж становился все глубже и объемней, и я была довольна результатами, хотя пару раз пришлось переделывать собственные огрехи.

Незаметно сгустились ранние синие сумерки и я решила поужинать. Я сделала бутерброды из сыра и хлеба, и в это время раздался звонок:

–Мама, это я! У меня все хорошо! Мам, мы уже успели выступить в другом месте, ели сосиски с пюре, пили компот и теперь отдыхаем в местной гостинице. Мам, нам так хлопали!– возбужденно делилась впечатлениями дочь.

Мы поболтали с полчаса и когда попрощались, я решила что пора и отдохнуть. Подкинула в печь больше угля, расстелила мой походный спальный мешок и с нежностью осмотрела собственное творение.

На пригорке расчерченном тенями группа елей склоненные под снегом друг к другу, образовывала арку как сказочный портал в другой мир. в портале угадывался одинокий кустик. "Молодец" похвалила я себя.

Раздался новый звонок, я в уверенности, что это опять Юлька поднесла телефон к уху, но услышала хриплый голос Артемьича:

-Дочка, беда у меня, приезжай скорей!

Я выскочила, завела Волгу, подъехала к фермерской усадьбе, ворота стояли открытыми настежь. Во дворе стояла хозяйская Лада

Артемьич обхватив голову руками плакал, сидя на крыльце.

–Ты посмотри Алена, что эти нелюди сделали.

По всей ограде усадьбы бесформенными комкам цветных перьев валялись убитые куры. Четверо взрослых свиней и штук шесть поросят окоченели с поджатыми ногами в бурых уже замерзших лужах.

–А овечек пять штук всех забрали, хрипел Артемьич.

–Кто это сделал?– спросила я, в ужасе глядя на эту бойню.

–Не знаю дочка, мы только из города приехали с Таисией. Ох, беда неловка. Пойду проверю как она.– Артемьич тяжело поднялся, я поддержала его под руку и мы зашли в дом.

Таисия полусидела на металлической кровати с бессмысленным видом, левая часть лица опустилась и как бы стекла вниз, также отнялась левая рука.

–Тетя Тая, вы меня слышите? громко окликнула я ее. Таисия издала мычание, струйка слюны потекла из уголка рта в образовавшуюся ложбинку.

– Ой, Артемьич, миленький, срочно поехали, в больницу ее надо.

Фермер кинул под язык таблетку валидола и обреченно произнес:

– Дочка я не могу, руки ходуном ходят, сердце дрожит.

–Я довезу, Артемьич,– сказала я.

Мы загрузили дородную Таисию в мою Волгу и помчались в Тамбовскую больницу по зимней дороге.

Артемьич поддерживал свою подругу со здоровой стороны и ласково уговаривал:

– Ты потерпи Tаечка, скоро приедем.

К счастью Таисию приняли сразу, мы сидели в унылом вестибюле с коричневыми стульями и ждали. У Таисии оказался инсульт, ее сразу направили в реанимацию. Я поглядывала на Артемьича и завидовала, несмотря на то что жена в угрожающем состоянии, он спал откинув голову на спинку стула. Я такой способностью не обладала, чтобы уснуть, мне нужно принять горизонтальное положение

Время томительно шло, наконец после двухчасового ожидания, к нам вышел молодой доктор в голубой униформе и сказал:

–Состояние пациентки стабильное, езжайте домой, завтра навестите.

Зевая, везла Артемьича обратно по ночной зимней трассе, фары выхватывали огни встречного транспорта, бегущего зайца, стаю бродячих собак, я слушала хриплый голос соседа:

–Ну надо тебе мясо, украл, плохо, но понять можно. Так, что ж ты фашист проклятый, живность то убиваешь чужую на потеху. Это ведь столько труда вложено в каждую курочку, в каждого поросенка. А они их ради потехи поубивали. Да что же за люди это?

–Это люди,– отозвалась я, не сводя усталых глаз с дороги, -Которые привыкли брать и не работать. Это бандиты, они грабежами живут и работающих не поймут.

Я привезла Артемьича к нему, он горячо поблагодарил меня.

Мы договорились, что утром я приеду помогу погрузить туши убитых свиней и вывезти в лес. Уже в полусне добралась до своего дома. В темном пространстве царило ласковое тепло от прогоревшей печи. Дом как будто приглашал меня "ложись спать хозяйка." Я содрала одежду, и упала прямо на расстеленный спальный мешок, утомленно разбросав руки и ноги.

Рано утром, и помогала фермеру грузить тяжелых свиней на тачку, везти в лесок, там долбить мерзлую землю и засыпать их землей. Мертвых кур он просто бросил в заиндевевшие кусты, сказав мрачно

-Лисы подберут.

–Мы вернулись в дом к Артемьичу. Он заварил чай, достал паштет, сыр, домашний пышный хлеб, сам есть отказался.

–Не могу, кусок не лезет, от беда неловка. А ты кушай дочка.

Я вымыла руки, огляделась. На стене красовалась фотография бравого усатого моряка в черном бушлате, облокотившегося на борт судна.

–Это кто? спросила я.

-Это я на службе. Я ведь после службы остался на флоте и мичманом так и прослужил.

-А это Таечка моя. На соседней фотографии загадочно смотрела девушка со взбитыми уложенными волосами, только что из парикмахерской.

Мысли Артемьича пошли под другому направлению:

-А ведь мне дураку старому надо бога молить, что сам и Таисия живы. Могло случиться, что они бы нас тут и положили как этих поросят. И я вот что скажу, Алена, чует мое сердце, скоро они и тебя навестят. Тут твой да мой дома жилые только. Ты бы уезжала, дочка.