Гаяне Аветисян - Танго вдвоем

Слово в слово помнила Варя наказ старой Айкуш. Уговорила отца взять с собой на высокогорное пастбище. Схитрила: сказала, что растет там лечебная трава. Соберет для матери; невмоготу смотреть, как задыхается та от кашля. Всего-то на денек-другой. Не потеряется, не заблудится. «Хорошо, хорошо», – только и сказал отец, а когда стали собираться, позвал Ашота, соседского сына, ехать с ними на сенокос.

Выехали ранним утром. Только начало светать, как уже повсюду раздавались голоса погонщиков: «Эй, дорогу, дорогу!». Дорога в этих местах не асфальтированная: то проваливается куда-то, то застревает огромным камнем так, что приходится останавливать машину. Отец по обыкновению ругает власти Апшерона: мол, такие-сякие, все гребут под себя, а в Карабахе нет даже нормальных дорог. Карабах называют жемчужиной – так оно и есть, только потемнела она с годами. Обещают какие-то перемены, смотрят на Москву с надеждой, собирают подписи, выходят на мирные митинги. И все равно тревожно.

Страшно было Варе одной, не сразу нашла она волшебный цветок. «Растет цветок в недобрых местах», – вспоминались слова Айкуш. Как же укололась она так неосторожно? Тот ли голос, что пел где-то рядом, напугал ее? Ах, как екнуло и зачастило у нее сердце, хоть и старалась казаться спокойной, ничего, мол, не случилось. Знала, что рядом идет сенокос, и поют там парни, поют лучше всех. И каждый был хорош и красив, как само их пение. Залюбовалась цветком, будто приворожили ее, и не заметила, как кто-то подошел сзади.

– Больно укололась? – Ашот взял за руку, – давай посмотрю.

– Ты что, шпионил за мной? Отец послал? – рассердилась Варя.

– А ты думаешь, он тебя одну оставит без присмотра? Очень нужно за тобой шпионить! Я к роднику за водой.

Варя спрятала цветок в сумку. Ну, вот. Ничего не получилось. Сказала же Айкуш, чтобы рядом никого не было. Она спустилась с Ашотом к роднику и тоже набрала воды. Придется возвращаться вместе с ним. Знал бы отец, для чего она напросилась в эти места, рассердился бы: «Я тебе покажу, отобью у тебя охоту к гадалкам ходить».

Через два дня смотрела Варя, как колдовала Айкуш над цветком, заговаривала на счастье, удачу, чтобы суженый приснился. Корневища нарезала на деревянной доске, заваривала в родниковой воде – от нечисти, порчи.

Верила Варя в магическую силу цветов. Нравилось ей смотреть на колдовские обряды. Приносила домой воду заговоренную, расставляла по углам, сухие цветы прятала под подушку. Знал бы отец!

Суженый приснился в солдатской гимнастерке. Айкуш сказала: «Быть войне, вижу нечисть разбежалась черной саранчой по солнечным полянам и шелковым лугам. Любит она все зеленое и нападает неожиданно. Тут и розовый чертополох не поможет». Ей не поверили. Что это старая выдумывает? Только разве остановить было саранчу проклятую?

Пыталась Варя угадать имя солдата, но не сумела разглядеть лица, только помнила солдатскую гимнастерку. И все чаще стала думать о соседском сыне – Ашоте. Он ли ей приснился? Втайне ото всех относила ружья охотничьи к Айкуш, чтобы стреляли те без промаха. Как же верила она в колдовскую силу чертополоха! Как же она верила…

Столько лет уже прошло с тех пор, а цветок чертополоха до сих пор у Вари. И сейчас, когда приходит она к Дадиванку, вспоминается тот единственный день перед самой войной, когда парни на сенокосе пели так красиво.

Где же они теперь, эти парни, что ушли и так долго не возвращаются?

В связке Вариных ключей появился новый, когда она поняла, что нашла, наконец, себе подходящую работу. Ключ заметно отличался от остальных продолговатым концом и сложной резьбой. Да и сама дверь, к которой Варя подходила каждое утро, была сделана под старину и вполне соответствовала дому, где когда-то жил и работал известный писатель. Теперь здесь был музей. Писатель оставил после себя множество незаконченных рукописей, писем, хранящихся в книжном шкафу – таком же старом, как и пожелтевшие письма. В доме было две комнаты и маленькая кухня. В кабинете – диван, кресла, письменный стол, книжный шкаф. Книги стояли на верхних полках, а рукописи и письма находились в обычных папках в нижней части шкафа. Многие письма были уже опубликованы, и Варя могла не доставать их из папки, а прочесть книгу о жизни писателя, лежащую на столе и написанную им же. Жизнь писателя казалась Варе такой же старинной, как и мебель в его кабинете. Другие люди, другие отношения, другие ценности. Проходя мимо большого овального зеркала, она представляла себя среди них, мысленно примеряя их наряды и прически. Варя подолгу рассматривала лица с фотографий и внимательно прочитывала письма, пытаясь угадать мысли, оставленные между строк навсегда. Она спешила сюда каждое утро, чтобы попасть в мир неизвестный и притягательный, огороженный дверью, ключи от которой могли доверить только ей одной. Во всем этом она видела знак судьбы; и ключ со сложной резьбой казался ей ключом к разгадке, которую она искала в письмах, как опытный графолог ищет характер в сложном почерке. В письмах пожелтевших, никому уже ненужных, распечатанных и прочитанных. Среди писем были неотправленные, неоконченные, неподписанные. Последние особенно волновали Варю, так как давали ей возможность пофантазировать. Кто эти люди, чьи имена остались неизвестными? И почему они остались в тени? Поклонники писателя? Как распознать в письмах конкретного человека, его боль, печаль, радость или разочарование?

Варя по многу раз перечитывала все письма, и одно из них показалось ей загадочнее остальных. Неподписанное женское письмо на тонком прозрачном листочке, в нижнем углу которого была нарисована бабочка. Судя по этому листочку, можно было предположить, что бабочка что-то обозначает в символике, понятной только ей и ему. В своем письме она благодарила его за стихи, присланные ко дню рождения, и называла его добрым эльфом.

«Музыка занимает большую часть дня, но она не мешает мне быть рядом с Вами. Для обычных людей с их привычным мышлением мы разделены судьбой, но не для бога. Вы стали для меня добрым эльфом. Мы редко видимся, но Вы появляетесь тотчас же, стоит только мне о вас подумать. Наши души давно подружились, и я так рада, что этого никто не может увидеть. Я боюсь человеческой зависти; зависти, которая способна разрушить все».

Варе казалось, что она прикоснулась к чужой тайне. Прикоснулась, как прикоснулась бы к чужому тайнику, не зная, есть ли там драгоценности. И она стала сверять почерк письма с другими письмами, разбирать черновики; прочла всю переписку, напечатанную в книге, но не нашла ничего интересного. Будто этой женщины вовсе и не было. Тогда она стала внимательно прочитывать стихи, опубликованные в небольшом сборнике. Что-то подсказывало, что именно в этом томике стихов она найдет разгадку тому, что так ее взволновало. Разгадку она нашла на предпоследней странице. Всего четыре строчки.