Маргарита Хемлин - Искальщик

И перестрел. И даже с спины увидел, что Роза – не Роза. А в лицо тем более увидел. Он даже заговорил с Розой, чтоб увериться и по голосу тоже. Уверился.

А Изя ж был на такой службе, что мог сложить два и два. Сложил и начал спокойно подсматривать. И подсмотрел Розу на гостевании в хате у Доры. Он справедливо решил, что баба про бабу всегда лишнее скажет, и на таких крепких основаниях явился к Доре.

А Дора ж тогда про Розу, что она не Роза, не знала. А Изя хоть и служил, ума имел не настолько, чтоб перекрутить Дору. Дора Изю вывернула на всю его изнанку. И с его изнанкой заполучила Соню. И Изю тоже заполучила.

Дора объяснила Изе про то, что Соня по своему характеру могла убить Розу, и даже, по всему, точно убила, и что Изя теперь должен стать рядом с плечом Доры и приближать нужную минуту для окончательной совместной мести.

Изя поклялся. Потому что ж как было не поклясться ради дела.

Что там уже Дора наговорила Изе про свой интерес к Соне, для меня осталось тайной. А только точно – Изя у Доры был картой для Сони, если что.

Дора замолчала и утупилась в меня глазами. Вроде спрашивала: “Шо, хлопец, удивила я тебя?”

Я глазами выразил встречное: “Ну и удивили вы меня, Дора Соломоновна! И как же ж сильно удивили!”

Чтоб подыграть Доре, я спросил:

– А про жильца скажете? Это ж я не понимаю, что такое и каким боком оно взялось… Это ж, наверно, тоже вы закрутили?

Дора купилась. За медный грошик купилась Дора Соломоновна, дорогая.

– Жиле-е-ец… Суня его зовут. Фамилию не скажу. Страшный человек – Суня. Революционный, а страшный. Он этого Марика вместо того Шкловскому подставил. Думал, добро всем сделал… А Шкловский же ему скоренько отплатил – тогда же ж сестру его безвинно застрелил. По недоразумению, а все равно ж считается. Товарищи засвидетельствовали. Они вместе на экспроприацию пошли, да… Деньги и прочее взяли, а девку потеряли… Суня Перчика хотел своими собственными руками задушить. А тот сбежал. Между прочим, с припасом сбежал. И с новым своим хлопчиком…

Видно было, что Дора, пока говорила, копила слезы. И таки накопила. Сказала про нового хлопчика и захлюпала:

– Ма-а-а-ри-ич-е-ек мо-о-ой! Где ж тебя гад Шкловский оставил, за что продал, где закопал?.. Ой!

И тому подобное.

Думаю: “Нет. Так не годись… Этот вопрос тоже закрыли. Пора переводить на другую сказку”.

– Я, Дора Соломоновна, вас понимаю! Сам без родных остался! Сколько всего перенес…

Дора хлюпала уже без слов. Только качалась вперед-назад.

Я подождал еще сколько-то, но недолго.

– Вы, Дора Соломоновна, говорите дальше! Про другое говорите. Оно ж когда про другое, так то вроде уходит. И ничего… И как-то ж уже…

Дора остановилась в своем качании посередине. Хорошо остановилась, ровно и застыла на месте. Иканула, вытерла глаза и нос от всего, что там и ниже накопилось.

А потом сказала:

– Уходит. Только шо ж недалеко… Да-а-а-а-а… Ну, Суня… Суня… Он боевой… До Шкловского и тут добрался. Это ж он с товарищами Шкловского с кровати стащил. Боялся, шо сволочь раньше нужного на тот свет сбежит… Суня ж у меня в хате был, когда ты заявился… Потом и к Перчику пришел. Хотел пытать. Потому шо у Суни много страшного ужаса насобиралося… А выпустить же требуется… Правда, и я ему еще добавила – шоб он и про Маричка моего узнал… Про хлопчика моего… Только я хотела, шоб не так… Так бы Шкловский правду не сказал. Сдох бы, а назло не сказал… А Суня ж со мной не поделился… Еще и порошка намешал, шоб я заснула коло Перчика… А тут ты попался… Да-а-а-а… Я ж ушла, а ты попался… А Перчика утащили-таки… А не устерегли… Дурни… Все дурни… Бегают друг за дружкой… Нет чтоб раз такое дело – сразу, без беганины… А про другое – точно. Про другое…

Про другое было такое.

Дора сказала Розе, что все про нее знает, что при случае имеет для предъявления человека. И что поэтому Роза должна Доре отслужить…

Будем откровенны. До этих слов я слушал Дору как человека, даже как женщину, которая много перенесла в своей трудной жизни, которая, может, даже психически заболела от переживаний и ударов судьбы. Сочувствие к Доре не было мне совсем чуждо.

Чтоб поддержать Дору шуткой, я спросил:

– И чем же вы, Дора Соломоновна, хотели с Розки проценты взять? Перчиковым салом в бочке? Или грошами?

Дора сало пропустила мимо ушей. А гроши не пропустила.

– Зачем грошами? От Перчика мне нужен был мой Маричек. Я думала, Роза выведает. А не выведает – по-другому откупится, по правильной цене. Дитем и откупится.

Во мне еще продолжался задор:

– Вроде цыганки? Украдет чужое и вам на ваши добрые руки передаст?

Дора на мой задор не ответила встречным задором. А ответила прямо черт-те чем.

– Зачем чужое? Свое и отдаст. Мне по еврейскому закону на колени родит, и будет дите мое. На случай, вдруг мой Маричек пропадет насовсем. А не пропадет, найдется, дак будет у меня двое. Пускай.

– Дора Соломоновна, вы шо, ума лишились до последней капелюшечки? Про какой мракобесный закон вы несете? Кто б вам что отдал, считай, за просто так? Розкиному дитю, шоб вы знали, отец при любом режиме полагался… И что, Дора Соломоновна, папаша б вам родного ребенка тоже отдал?

Дора утупилась мне в самые глаза и сказала нормальным голосом:

– Ты б точно отдал. Я про тебя такое всегда чуяла.

Дальше Дора себя совсем отпустила. Говорила, докладывала, аж слюни летели.

– Я ж сильно хотела, чтоб Роза мне родила… Она ж и красивая, и умная, и всякая… Только мне от Ракла дите было не нужное. Мне нужное от своего, от еврейского хлопца. Думала, может, от Шкловского… Хоть он и гад… Дак Ракло перебил… Потом же ж не сильно разберешься… Ладно… А тут ты! Ой, Лазарь! – Дора тронула меня пальцем. – Я ж тебя не сразу, а назначила! Уверилась и назначила… У Рувима про тебя вызнала и Розу направила. А Розе ж все равно… И хорошо получилося…

Я и хотел смолчать, а не смог.

– Дора Соломоновна! Вы щас рассказываете чистый снизу и до самого верха бред. Куда вы кого направили?..

А Дора уже стала не Дора, а патефонная пластинка с ши́пом, сипом и тому подобным.

– Да-а-а… Ш-ш-кловс-с-ский вывернулс-с-с-ся таки, с-с-сбежал… С Раклом е-щ-щ-ще больш-ш-ше с-с-с-паровался. Нач-ч-чал против Роз-з-з-ы пле-с-с-с-сти. З-зато тебя прямо к ней и повело. Я ж-ж-ж вроде и с-с-боку… Повело ж-ж тебя к Ро-з-зе? С-сам с-ска-ж-жи!

Конечно, ничего я за Дорой не повторил. Повело – не повело. Не ее это дело.

А только я сказал следующее:

– Вы, Дора Соломоновна, дурная не хуже Розки вместе с всеми остальными дурнями. Вы мне показали себя ихней командиршей. А вы не ихняя командирша, а ихний прихвостень. Я про вас понял до наипоследней буквочки. И если хотите знать, у меня скоро будет еще дите. Хотите – дам насовсем. Мне не жалко! Честное комсомольское! Только оно получилось не совсем еврейское.