Эдуард Овечкин - Акулы из стали. Туман (сборник)

– Да на хуй мне увольняться! – горячился Серёга на очередных посиделках. – Да я там арсеналом заведовал, за решёткой с тремя замками службу нёс, с корабля два раза в месяц сходил при самом удачном раскладе! А тут! А у вас! Да я! Да вы! Да ё!

Сначала хотели дать ему кличку Клинт Иствуд (ну из-за арсенала), но потом подумали, что «Серёга» для него и есть самая подходящая кличка. У некоторых людей, если вы замечали, родители очень удачно угадывают с именами: бывает, например, Вася, у которого кличка Енот, а бывает Вася такой Вася, что Вася и есть самая его лучшая кличка. Замечали же? Ну, вот и я о чём.

И случился во время той стоянки день рождения у Борисыча. Не у того, который трюмный с топором, саночками и Чужими, а у того, который управленец. Как и трюмного Борисыча, Борисыча-управленца любили все, включая бродячих собак. Несмотря на то, что он носил запорожские усы (не, ну скажите мне честно, что такого должно произойти в жизни человека, чтоб он решил отпустить себе усы?), был он необычайно добрым и привозил всё время из отпуска папиросы «Запорожские», которыми угощал всех налево и направо. И так их вкусно было курить с ним на пару, стоя на мостике чёрной ночью с чёрным кофе в кружке, что прямо вот палец бы отдал на руке, чтоб хоть раз повторить. Хотя курить вредно, и вы должны об этом чётко помнить.

Электрики подогнали Борисычу рыбы, интендант – тушёнки, механик – «шила», и праздник начался не очень поздним вечерочком. Как водится, выпили за именинника, за родителей, за тех, кто в море, и за дам. Потом повторили за дам, ещё раз за дам и опять же за них и обнаружили, что дам-то и нет в компании. Да и душа, опять же, затребовала приключений на жопу. Поэтому после недолгого оперативного совещания всего-то на три-четыре тоста решили ехать в Гаджиево в «Морское собрание» для продолжения банкета. И чтоб лимон на стол порезали там наконец-то! Ну офицеры же тут или кто?!

– А ты, Михаил, больше не пьёшь! – подытожил Борисыч, накрыв Мишин стакан ладонью.

– С хуя ли гости понаехали? – удивился Миша, решая, делать ли ему вид, что он обиделся.

– Ну а кто нас в Гаджиево повезёт на белой «четвёрке»? Так шта давай трезвей!

Ну, посидели ещё полчасика, повыпивали, поглядели, как трезвеет грустный Миша, и решили, что пора выдвигаться.

– Товарищи офицеры! – объявил старший на банкете, то есть Борисыч. – Всем переодеваться в парадную форму и чистить зубы! Сбор на пирсе через десять минут!

Вышли все в белых рубашках, тужурках и фуражках, только Серёга в тапочках с дырочками.

– Серёга! Ты охуел?

– Не, ну а чё? Они такие удобные, какая в жопу разница?

– Чё? Через плечо в ухе горячо! Шагом марш переодеваться в нормальные ботинки! Позор, сука, флота! Это же «Морское собрание»!!!

Бывал я потом уже в том «Собрании» – банальнейший кабак, кроме названия ничего величественного. Не то что в тапочках – в трусах приходить можно было, но тогда-то офицеры этого не знали. И то, что они этого не знали и отправили Серёгу переобуваться, и решило дальнейшую судьбу вечера. Пока Серёга бегал, все начали жалеть вздыхающего Мишу с понурыми плечами. Подводники – они и так добрые, а пьяные так вообще что ваш Дед Мороз. А тут боевой товарищ лишается части удовольствия от получения алкогольной интоксикации просто из-за того, что ему не повезло обладать машиной.

– Несправедливо это, – решил Борисыч, – ну его, это «собрание»! Пошли в ковбойский бар! Дружба – она важнее собраний всяких! Да, брат?

– Да-а-а! – радостно заулыбался Миша, которому ну вот совсем не светило пилить до Гаджиева, сидеть с минералкой в кабаке до утра, потом грузить тела в машину и пилить обратно до Оленьей.

– Кхм-кхм. Позвольте вмешаться! – вмешался помощник командира, который в отмечании участия не принимал, а просто вышел покурить.

– Тока быстро, – разрешил добрый и пьяный Борисыч.

– Сегодня в бар пошли командир с заместителем командира дивизии и пожелали настойчиво, чтоб там не было мичманов и младших офицеров!

Борисыч обвёл стремительно мутнеющим взглядом свою бригаду из шести (седьмой переобувался) абсолютно младших офицеров:

– Не понял. А кто тут младший? Тут в каво ни плюнь, сплошь уважаемые и ценные кадры. Ну кроме Серёги, но Серёга с нами, значит, можно!

– Не, да я-то что… Я-то ничего!

Хитрый помощник у нас был, да.

– Борисыч, – решил вступить и я, – а ещё вы вчера сильно повздорили с Кунгаровым, если помнишь, и как бы в конфронтации сейчас.

Я стоял дежурным по кораблю и через это трагическое событие участия во всеобщем механическом веселье не принимал.

– Притормозил бы ты, Борисыч, а?

– Тормоза придумал трус! – Борисыч натянул мне пилотку на нос. – Береги тут наш крейсер, не смыкая глаз, пока мы в отлучке, и не ссы!

– Есть не ссать!

– Справишься хоть без нас-то?

– Ой, всё – валите уже!

Вышел Серёга в ботинках и с пузырём:

– От ракетчиков просили передать!

– А чо так мало?

Серёга заморгал глазами:

– Пойти спросить?

– Нет – срочно разлить по стаканам! Спрямимся!

Спрямились и сильным противоторпедным зигзагом двинулись в бар. А в баре их встретила «ааахтмосфэра» (именно так рассказывал Миша, единственный, который вернулся оттуда почти в сознании). Ахтмосфэра состояла в основном из стойкого запаха алкоголя и отплясывающих мичманских тел с родного корабля в сизых клубах табачного дыма под композицию «Донт спик» ВИА «Но даубт».

– Душевно-то как, да?! – проорал Борисыч в ухо Мише.

– Ну! Как у мамы в утробе!

И тут они почувствовали, что их кто-то сверлит, пока только глазами: в углу за столиком сидели мрачные, как волны на картине Айвазовского, командир и Кунгаров. А между ними, и это было самым поразительным видением в этом рассаднике порока, сидела женщина в красном платье до пят и красных перчатках чуть не до плеч. И удивительным было даже не то, что там сидела женщина. Они в некотором количестве водились в Оленьей Губе и встречались в живой природе. Но вот в красном платье в пол и перчатках можно ожидать увидеть женщину в театре города Санкт-Петербург, например, или в «Морском собрании» города Гаджиево (до тех пор, пока ты там не побывал), но никак не в этом вертепе, если вы понимаете, о чём я. Никто уже не помнит, как эта женщина выглядела вообще и была ли она привлекательной внешне или просто, может, работала библиотекарем и зашла пообщаться со старшими офицерами насчет позднего периода творчества Пастернака. Но вот красное платье и возбуждённые им события помнят все детально.

Компания с именинником уселась в другом углу бара. Заказав водки с арахисом, принялась срочно заливать смущение под хмурые взгляды командиров.

– Слушай, – шептал Борисыч на ухо Мише, – они так хмурятся, что, боюсь, брови себе переломают! Надо их развеселить как-то!