Сергей Носов - Франсуаза, или Путь к леднику

Люба еще сомневалась, пойти ли со мной или остаться у ворот с психотерапевтом. Для нее это был вопрос ревности мужа: и то и другое ей казалось опасным. И она решила пойти со мной! Правильно, Люба!

Слушай (я к тебе, Франсуаза), ты представить не можешь, там за стеной необъятная территория, и действительно – джунгли. И разбитые здания в стиле… ну как тебе объяснить?.. вспомни, мы смотрели гравюры Эшера… Примерно в стиле таком…

И меня в самом деле как будто стало немного трясти.

Иногда Адмиралов заговаривал первым, провоцируя Франсуазу на обстоятельный отклик. Но и она могла завести Адмиралова.

– В русском языке даже слово мужчина женского рода, – объявляла Франсуаза с бухты-барахты.

– С каких это пор? – отзывался Адмиралов, прислушиваясь к боли в плече.

– Всегда так было.

– Разве? Я думал, до сих пор было мужского.

– Все слова на «ина» – женского рода. Пучина, лучина, картина, малина, витрина… Женщина, наконец. Почему же мужчина – мужского? Самого настоящего женского. Просто все договорились считать мужчину он вместо она — вопреки логике языка, а на самом дела надо она , язык нам верно подсказывает, он умнее нас. А мы язык обмануть пытаемся. А если прислушаться к языку по-честному и непредвзято, никаких мужчин вообще нет.

– Детина – мужского рода.

– А должна быть женского. Та же история. Просто детина – разновидность мужчины, вот и делаем вид, что род мужской.

Адмиралов не планировал эксгумацию. Ехал в маршрутке, и она впилила в трамвай. Без жертв. Но с потерей драгоценного времени. Адмиралов прикинул, до какой из двух ближайших станций метро ближе идти и выбрал почему-то неближнюю. В пути он понял почему. Потому что (хотя это и не объясняет ничего ровным счетом), потому что данный маршрут частично совпадает с путем к собачьему и кошачьему кладбищу. Вот так бы и свернул на кладбище, если бы был при лопате. Конечно, он без лопаты был. Но, подумав о кладбище и лопате, Адмиралов, шедший по набережной канала, вспомнил, что впереди будет бензозаправка, а уж там лопата наверняка есть.

Таким образом, непреднамеренная мысль, возвысившись до идеи, обрела контуры воплощения.

Если действовать, то в темноте, но лопату Адмиралов решил попросить, пока было светло, – просьба о ней, когда стемнеет, может показаться в этих краях подозрительной.

– У меня к вам нескромный вопрос. Нельзя ли мне у вас арендовать на час-другой лопату. Я заплачу за аренду.

Девушка с невероятной частотой заморгала, а потом округлила глаза. Это у нее такой отработанный трюк, подумал Адмиралов. Хорошая девушка. С невероятно фиолетовой прядью.

– А в качестве залога могу отдать мобильник, – он протянул ей мобильник.

– А если пожар? – спросила девушка (по-видимому, наличествовала пожарная лопата).

Адмиралов улыбнулся с видом «мы ведь понимаем друг друга».

– Сколько я вам должен?

– Ничего не должны.

Еще больше понравилась. Нестандартная. И друзья у нее фрики какие-нибудь. И живет с каким-нибудь фриком. А летом автостопом в Морокко.

– Но мобильник на всякий случай оставьте.

А странно было бы, если бы Адмиралов вызывал доверие.

– Один звонок, – сказал Адмиралов.

Он зашел за стеллаж с глянцевыми журналами.

– Дин-Дин. Это я. Тут дело такое. Я у художника Бархатова. Он завтра утром наконец картинки сдает. Будет всю ночь работать. Мы с ним поработаем немного, да? Ты меня не жди, ложись, я поздно приду. Только дверь закрой на ключ, хорошо?

Через минуту Адмиралов шел с лопатой вдоль железнодорожной насыпи.

Поскольку еще было относительно светло и народу достаточно много шастало по тротуару, он решил не торопиться – свернул в переулок и направился в сторону ночного бара. Там, в подвальчике, оставив лопату у входа в зал, он коротал время за кружкой пива почти до полуночи. Он сумел не закурить, хотя и приобрел зажигалку. Она бы могла пригодиться вместо фонарика. Адмиралов рассчитывал провести операцию за пятнадцать минут и вернуться домой на такси к часу ночи.

В двадцать минут первого он был у собачьего кладбища.

Эта часть насыпи почти не освещалась – учредители несанкционированных захоронений знали, где выбрать место.

Опираясь на лопату, Адмиралов поднялся по склону и понял, что не сразу найдет место Мачо. Ориентиром ему был куст, а условием – рыхлость почвы. Что-то у него не сходилось. Наконец он соотнес удаленность от куста с пятачком свежекопанной земли. Определил.

Воткнув лопату в землю, Адмиралов ощутил себя героем бродячего анекдота. Ладно, не рассуждать! – дал команду себе и стал быстро копать.

Скоро он докопался до пакета, но, к его великому изумлению, сумки не было. Адмиралов стал спешно зарывать яму – он попал на чужое захоронение.

Присев, Адмиралов щелкнул зажигалкой. Осматривался. Надо было взять левее, ближе к кусту, но там располагались гранитные плитки и им подобные надмогильные знаки, а место собачки Бархатова, как Адмиралов помнил, было в стороне от всех этих печальных предметов. Если бы не зажигалка, он бы так и не нашел это скорбное место. Адмиралов поднес зажигалку к ближайшей плите (она была размером чуть более ученической тетради) и прочитал на ней: «Мачо». Бархатов, оказывается, посетил могилку собачки и обозначил ее плитой, нарочно заказанной для этого случая. Невероятно. Но, вспомнив слезы Бархатова, Адмиралов решил, что ничего невероятного в этом нет. Не ему судить старика. Он мысленно попросил у обоих прощения – и у живого хозяина, и у мертвой собачки – и отковырнул лопатой плиту.

Под плитой лежала кость. Адмиралов умилился. А потом удивился. Зачем же он так? Другие собаки, живые, могут учуять кость по запаху и осквернить могилу подкопом. Странно, что Бархатов не подумал об этом.

Но тут Адмиралов заметил, что кость не настоящая – искусственная. Он узнал ее, эта та самая, которую он подарил Петру Никифоровичу, вернее, его собаке. Адмиралов еще больше удивился. И еще больше умилился.

Слезы навернулись на глаза.

Он стал копать.

Он откопал сумку. Молнию бокового кармана, замусоренную землей, смог открыть только до половины, но рука пролезла.

В кармане не было ничего.

Он шарил рукой.

Ничего не было в кармане.

Не было в кармане ничего-ничегошеньки. И других карманов не было.

Адмиралов затосковал. Потом сказал вслух:

– Какой же я идиот.

И стал спешно зарывать сумку.

Он уже положил могильную плитку на место, придавив косточку, и почти что спустился вниз, когда случилось то, что и так много раз этой ночью случалось – в его возбужденном воображении. Подъехала милицейско-полицейская машина.

Двое – один держал фонарик – подошли к насыпи.