Ольга Покровская - Пока горит огонь (сборник)

– Обещаю! – сдавленно проговорил Григорий. – Катька, неужто расстаемся мы? Как же все получилось-то так… Ох, голова ты моя бедовая. И отца так и не нашла настоящего…

Катя, сглотнув, сказала вдруг:

– Нашла, дядя Гриша, нашла! – Подалась к нему и обхватила тоненькими руками за шею.

Мать тискала ее, целовала, плакала, ругала, снова целовала. Как только им удалось наконец разобраться с милицией и остаться вдвоем в гостиничном номере в Днепропетровске, мать приступила с расспросами.

– Ты почему все мне не объяснила? Я бы приехала, я бы этому болвану надавала по шее, – твердила она.

– Я пыталась, – пожала плечами Катя.

– Ох, Катька, Катька, – вздыхала мать. – Выпороть бы тебя… И братца твоего заодно. Ну, ничего: я его наркологу сдала, пусть сделает из него человека.

– Пускай попробует, – хмыкнула Катя.

– А… Иван? – осторожно спросила мать. – Ты нашла его? Видела?

– Видела, – сумрачно кивнула Катя. – Лучше бы не видела…

– А я тебе что говорила? – с видом победителя вздернула подбородок мать. – Что, убедилась теперь, что больше матери никто тебя любить не будет?

Катя, не желая отвечать, коротко передернула плечами и с хрустом откусила яблоко.

В тот же вечер они вылетали в Москву.

В самолете, прижавшись носом к круглому холодному стеклу иллюминатора, Катя смотрела на остававшуюся далеко внизу землю. На огни городов, голубые ленточки рек, ровные квадраты полей, сплетающиеся паутины дорог…

Мир лежал внизу огромный!

И больше не страшный.

Теперь она знала, что везде есть люди – такие же, как она, или другие. И хороших среди них все же больше, чем плохих.

Где-то там остался лысеющий Миша. Катя надеялась, что он все же помирился с женой и сейчас они вместе затаскивают обратно в квартиру совместно нажитые вещи. Где-то смотрит на закат, приставив черную от загара руку козырьком к глазам, баба Нюра. Нужно будет обязательно написать ей, а на осенних каникулах – приехать. Иван Алексеевич Горчаков, должно быть, уже забыл о своей недавней гостье и вынашивает какой-нибудь очередной сногсшибательный план – как стать знаменитым. И черт с ним: пускай на этот раз у него все получится, все-таки жалко его!

А дядя Гриша, наверное, уже помирился с Надей – и у них все хорошо. Так должно быть, а иначе будет просто нечестно…

Самолет поднимался все выше.

Закатное оранжевое солнце слепило глаза, и по Катиным щекам бежали слезы.

Мать искоса поглядывала на нее, но допрашивать свою блудную, так сильно повзрослевшую за эти несколько недель дочь не решалась.

Она и дома первое время держалась с Катей чутко и ласково. Старалась лишний раз не задевать дочь, не обидеть ненароком резким словом. Каждый день старательно, словно выполняя ответственное задание, выслушивала все, что у Кати произошло в течение дня. Она очень старалась быть хорошей, внимательной, понимающей, чуткой, доброй и мудрой матерью. Катя понимала это и была ей благодарна хотя бы за попытку.

Время шло.

И все возвращалось на круги своя.

Макс, первое время присмиревший после курса лечения, снова начал пропадать вечерами и злобно зыркать на сестру…

Катя часто вспоминала дядю Гришу, иногда поднималась на двенадцатый этаж и прислушивалась, нет ли звуков за знакомой дверью?

К сожалению, в запертой квартире царила тишина.

Катя давно бы позвонила ему, чтобы просто услышать его голос, убедиться, что с ним все в порядке, вот только… только она боялась, что милиция, которая до сих пор не могла до конца поверить, что Катя проделала все свое путешествие одна, таким образом выйдет на дядю Гришу.

«Только бы узнать, помирился ли он с Надей, рисует ли… – думала она иногда. – Хоть бы письмо мне прислал, что ли?»

Но никакого письма не было.

Однажды, уже поздней осенью, когда деревья стояли уже голые, а размокшая листва чавкала под ногами, мать снова отбыла в командировку. И на этот раз все деньги на хозяйство были выданы Кате, Максу же сделано было строгое внушение, которое он, разумеется, пропустил мимо ушей.

В отсутствие матери компании он больше домой не водил. Наверное, опасался, что Катя ей позвонит, и теперь-то она поверит и примчится снова брать его в оборот. Но дома не появлялся иногда по несколько дней подряд, а возвращался с видом отсутствующим и вороватым.

В тот день Катя нашла в почтовом ящике извещение о бандероли. По дороге из школы она забежала на почту и получила в руки небольшой плоский сверток. Что пряталось под несколькими слоями оберточной бумаги, ей и в голову не могло прийти.

Распаковывать таинственную посылку на улице было слишком холодно. Катя добежала до дома и только собралась распечатать бандероль, как из комнаты выплыл Макс.

– Явилась? – Он прищурил красные воспаленные глаза. – Мне деньги нужны.

– Зачем? – склонила голову к плечу Катя. – Весь холодильник продуктами забит. Ты что, опять на наркоту подсел?

– Не твое дело – зачем! – рявкнул брат. – Кто ты такая, чтоб я перед тобой отчитывался? Я старший брат, между прочим.

– А мне наплевать, – отрезала Катя. – Деньги мама оставила мне, и я не дам тебе ни копейки.

– Ах ты тварь!

Макс бросился на нее и начал выкручивать руку. Катя охнула от боли, но не испугалась. Наоборот, вместо парализующего испуга ею овладела бешеная ярость. Глаза залило белым светом, по спине пробежали холодные мурашки. В ушах зазвучал голос дяди Гриши: «Хватай его за палец и дергай в сторону, поняла?»

Почти не соображая, что делает, она вцепилась в указательный палец Макса и изо всех сил вывернула его против ладони. Что-то хрустнуло, Макс взвыл от боли, и Катя, воспользовавшись моментом, пальцами другой руки ткнула его в глаз.

Он заорал, схватился здоровой рукой за лицо. Указательный палец на другой руке раздувался на глазах.

– Я ничего не вижу! Ты мне глаз выбила! – вопил брат.

– Не выбила, – уверенно кивнула Катя. – Так, резкость навела немножко, чтоб лучше видел, с кем дело имеешь. А вот если посмеешь еще раз на меня руку поднять – выбью! Уяснил?

– Да-да! – Макс, зажимая лицо руками, прошлепал в ванную, хрипя на ходу: – Пошла ты в задницу… Ведьма!

Катя удовлетворенно усмехнулась, прошла в свою комнату и закрыла дверь.

Потом торопливо вскрыла упаковку бандероли. Сквозь разодранную бумагу на нее вдруг глянуло ее собственное лицо. Катя тихо пискнула и стащила остатки упаковки.

В бандероли оказалась книга.

На обложке стояло: «Аркадий Гайдар «Тимур и его команда». А под названием нарисованы были загорелый мальчишка со штурвалом в руках и девочка.

Девочка в выгоревшем сарафане, с длинными косичками, но – с лицом Кати. С круглыми, близко посаженными воробьиными глазами, с острым носиком и растрепанной челкой на лбу.