Елена Вернер - Синяя веранда (сборник)

– Мамка с тебя три шкуры спустит, когда узнает, с кем ты связалась.

– Я не связывалась, это же судьба, какой толк сопротивляться? Все будет как будет. Она бы поняла, – погрустнела Вера. – Если бы жива была.

Саша погладил ее голое плечо осторожно, словно боясь поранить. Прикоснулся к щеке. Вера отставила уже чашку и взяла Сашину руку в свои. Саша увидел на ее запястьях белесые шрамики, нахмурился, проведя по ним пальцем:

– Это что?

– Это… так, – отвела глаза Вера.

– Ты сама?

– Да. Сама.

Саша смотрел испытующе и грозно одновременно, но Вера порывисто поцеловала его в глаза:

– Давно, уже не помню.

– Помнишь.

– Помню. Но у тебя самого – мало разве? – Она пробежала пальчиками по всем его отметинам на теле, в последнюю очередь коснувшись того шрама, что перечеркивал его глаз.

– Это другое!

– Это то же самое… Это как годичные кольца у дерева.

– Ты из-за этого обратно вернулась, да? Из города…

– Ага, – почти весело кивнула Вера. Она подобралась к нему поближе и устроилась на коленях, как маленькая девочка. Он стал ее укачивать, взяв под плечи и колени.

– Расскажи мне что-нибудь, – попросила Вера.

– Что?

– Ну что-нибудь. Какой ты в детстве был?

– В детстве я был маленький.

– Хорошо, – успокоенно вздохнула Вера и закрыла глаза. Саша мерно покачивал ее в объятиях. Вдруг вспомнил и стал рассказывать тихо, подбирая слова:

– Один раз пошли с батей в лес… За грибами. Ну, я, понятно, стал собирать. А грибы, их знаешь, начнешь, и оп-оп, один, второй… Потом смотрю – тихо что-то. Никого вокруг. И кажется, что на меня кто-то смотрит. Я батю искать – а его и нет нигде. Я как рванул. Бегу и реву – ну малой совсем. И, это, «мама» кричу… Дурной такой, пошел с отцом, а звал мамку… Почему-то… – рассказал Саша и задумался. – Долго бегал, короче. Потом нашел.

Вера на его руках спала, тихо дыша. Саша смотрел на нее и впервые за долгое время улыбался. Потом осторожно переложил девушку на кровать, укрыл одеялом.

Подошел к двери, в которой торчал ключ, подергал, убедился, что дверь заперта. Потушил лампу, открыл окно и вылез через него на улицу. Снаружи плотно прикрыл раму.

В хате № 15 не спал Виталик. Он курил у окна и видел, как в санчасти погас свет, как неясный силуэт появился у окна и пересек двор поселения. Когда в коридоре скрипнула половица, Виталик бесшумно бросил бычок в окно и лег на койку.

Дверь приоткрылась, в комнату прокрался Саша и, не раздеваясь, забрался в постель. После этого уже ничто не нарушало тишину.

Для Веры день этот был лишь ожидание ночи…

Она сидела за столом и бесцельно чертила на листке рожицы, домики, рыбок. И рассеянно улыбалась. Неясный гул постепенно превращался в голос Антонины Сергеевны. Она, видимо, только пришла на работу и переодевалась в медицинский халат.

– Что ж ты не звонишь-то, говорю. А она мне: мам, я ж работаю, некогда… И я ж вроде умом понимаю, а все равно. Тоска такая. Внучка вот в первый класс пойдет, а я ее всего-то раз видела, когда у них гостила. Это когда было… года четыре назад. В то лето еще у Козловых дед в сарае сгорел… вот и все у нас заботы да новости… Ну а что, конечно, живем помаленьку, городским тут и неинтересно, они ж бегать привыкли. Ты тоже, поди, бегала там… Вер, бегала, говорю?

– Где? – очнулась Вера.

– Да в городе, где…

– А, да, конечно, – отозвалась она.

– Вот даже ты. А чего приехала? Матери-то, Нины Санны, тогда уж не было, царствие ей небесное, жила бы ты и жила себе в Ленинграде… Замуж бы вышла, ты у нас девка ладная – худая, правда, ну так отъелась бы. Детишек бы нарожала. Нам, бабам, много-то не надо… А ты взяла и вернулась.

– Судьба такая, – улыбнулась Вера своим мыслям. Утреннее солнце косо падало на цветущие герани.

Когда солнце было уже высоко, Вера слонялась по пустому кабинету. Подходила к окну, смотрела во двор, поливала герани, переставляла лекарства в шкафу, наводила порядок в бумагах на столе, мыла полы, пыталась читать, но быстро отложила книгу – все строки сливались в одно зыбкое изображение. Переставляла аквариум несколько раз, чтобы потом вернуть его на прежнее место. Снова помыла полы.

Подошла к письменному столу, в нерешительности постояла, потом резко дернула ящичек. Достала оттуда старый корпус наручных часов – давно без ремешка. Они показывали полшестого. Девушка поднесла их к уху, чтобы убедиться, что они идут. Потрясла. Подошла к радио и покрутила колесико громкости.

– Ветер юго-западный, 5—10 метров в секунду, температура ночью плюс 15–18, днем 25–27. Напомню, сейчас в Курске четыре часа четыре минуты и плюс 25 градусов. Всем приятного дня, а мы продолжаем нашу программу… – Вера выключила радио и бросила часы в стол.

Солнце клонилось к западу, удлиняя тени, когда в кабинете снова появилась Антонина Сергеевна. У нее в руках была одна тарелка, накрытая другой.

– Вот, сядь поешь. – Она поставила тарелку перед задумчивой Верой.

– Да я не голодная… – попыталась возразить та.

– Ешь, – и рядом с тарелкой появилась вилка.

Вера вздохнула и стала есть гречку с подливой, автоматически пережевывая ее.

– Антонина Сергевна.

– Ау? – Та уже села вязать.

– А у нас часов нет, что ли?

– Да откуда им взяться? Хотя погоди… Есть, помнишь, те, старые. На шкафу лежат. Только они не идут. Но так-то есть, – почти оскорбленная ее предположением, ответила Антонина.

Вера кивнула.

– Ночевать снова тут будешь? – осторожно спросила Антонина Сергеевна.

– Да.

– Может, у нас поживешь? Пока отец-то не образумится.

– Да нет, все в порядке. Он не образумится.

– Вот мужики…

Уже вечерело, когда Антонина Сергеевна снова переодевалась, снимая халат и надевая цивильную одежду. Наконец-то Вера увидела ее уходящей. После того как дверь закрылась, Вера еще посидела на подоконнике, глядя во двор.

Потом нашла в ящике стола старую тушь, рассыпавшиеся тени для глаз. Подошла к зеркалу над раковиной, попыталась накраситься. В тушь надо было поплевать по старинке, что она и сделала. Но результат макияжа девушку не устроил, и она умылась. Потом стала экспериментировать с прической: распустила волосы, убрала в хвост, заколола вверх, снова распустила. Расстроилась, заплела косу и села ждать.

Она ждала, не шелохнувшись, когда совсем стемнело. Зажгла лампу, прошлась по комнате. Увидела оставленную Сашей на тумбочке зажигалку. Схватила и сжала в руке, потом положила обратно. И снова села ждать. Было так тихо, что Вере слышался стук ее сердца. Она взяла гитару, но играть не смогла – только щипала одну струну, и этот звук был надоедлив и пронзителен.

Так она встретила утро. Саша не пришел.

Когда поселение начало просыпаться и с улицы стали проникать обычные звуки поселка: звонок завода, окрики, крик петуха и собачий лай, – Вера пришла в себя. Поморщилась. Потерла запястья и обратила внимание на то, что шрамы ее, давнишние, побелевшие, снова воспалились и покраснели. А потом и не только шрамы – запястье полностью оказалось окольцовано краснотой. Вера открыла тумбочку, нашла там водолазку и надела ее под халат. Водолазка была великовата, но теперь отметины были спрятаны длинными, почти до пальцев, рукавами.