Ариадна Борисова - Повторите, пожалуйста, марш Мендельсона (сборник)

Владимир Ильич явно считал неблагонадежную студентку своей должницей и через две минуты, страстно сопя, распустил руки, а также бретельки Лелиного бюстгальтера. До оторопевшей девушки не сразу допер предпринятый с места в карьер переход от идеологического осуждения к взиманию долгов.

Бой был коротким и неистовым. Она вылетела из приемной, оставив бюстгальтер в руках секретаря, искренне изумленного оказанным сопротивлением.

– Поздравляю, – мрачно сказала Леле на другой день Наташа. – Ты, оказывается, мужчин боишься вдобавок.

Подруга мыла посуду. Тарелки, пронзительно взвизгивая, брякались в сушилку на грани быть разбитыми вдребезги.

– Взяла бы, Лелька, и легла. А что? Вова, к твоему сведению, не из самых неприятных членов горкома.

Леля брезгливо содрогнулась. Влажные Вовины руки, хватательные движения пальцев в пустоте, когда она с молчаливым остервенением выдралась из них…

Наташе легко было говорить. Девическую помеху она устранила еще в восьмом классе с помощью молодого темпераментного физрука. Он сам от себя такого не ожидал, испугался и уволился. А Наташа, не особо скорбя, влилась в тусовку будущего комсомольского вожака Вовы.

Красивой Наташиной маме, перманентно озабоченной устройством собственной жизни, не хватало сил на воспитание дочери. Только удачно выйдя замуж в пятикомнатные апартаменты директора рынка, мама обрела наконец покой и время задуматься о дочкиной судьбе. Неоперившаяся эта судьба, подпорченная преждевременной тягой к взрослым развлечениям, тревожила маму звонками классной руководительницы. Наташе был обещан малогабаритный кооператив, если она образумится.

Получив аттестат зрелости, Наташа стала сразу обладательницей квартиры и солисткой Театра танца. Режиссер посчитал ее перспективной. Слухи насчет любовной с ним связи были безосновательны. Во-первых, режиссера в интимном плане интересовали не женщины, во-вторых, Наташа оказалась действительно талантливой. Да и класс Карелии Альбертовны не нуждался в рекомендациях.

Леля в поте лица грызла граниты наук в другом городе, а Наташа танцевала и в редкие свободные часы встречалась на своей территории с двумя поклонниками. По отдельности, конечно, и по системе: один был для тела, второй – из материальных соображений. Наташу не угнетал моральный аспект. Больше беспокоило, как бы посещения нечаянно не совпали. Но однажды от приятеля, систематизированного для тела, возникла совсем другая проблема: Наташа, что называется, залетела.

Хорошо поразмыслив, она решила рожать и дала виновнику отбой. Оставила второго. Этот немолодой, приятный человек был щедр, имел руководящий пост и демократичное имя Слава. То, что быт его обременяли жена и сын, Наташу устраивало, замуж она не торопилась. Избранник, понятно, не обрадовался известию об отцовстве, но скоро привязался к ребенку и удвоил содержание «левой» семьи.

Таким было положение дел подруги, когда она поздравила Лелю с андрофобией. Вымыв посуду, Наташа прислушалась к сопению Танечки, спящей в коляске на балконе, и вздохнула:

– Ты молодец. Не легла под козла, и правильно. А я… ну ладно. Меня от одного его имени колбасит.

Она, конечно, полагала, что, вопреки склонности к «перверсиям», Леля не имеет ни грамма сексуального опыта.

Наташа заблуждалась. Проба в данной области у Лели была. Не вся же подноготная выкладывается подругам.

…После ужасной конференции Наташа не могла выудить затворницу даже в кино. Мама безуспешно уговаривала дочь сшить ей в ателье платье для выпускного бала. Леля слышать не хотела ни о каком бале. Тогда хитроумная мама подбросила ночью к изголовью ее кровати шелковое полотно цвета чайной розы – беж с персиковым отливом.

Утром Леля смущенно похмыкала и не устояла: завернулась в ткань перед зеркалом. Показалось, что любимый актер Сергей Юрский в роли Бендера загадочно улыбнулся ей с журнальной картинки, всунутой в паз зеркала. Прохладный шелк льнул к телу и, мягко струясь, менял оттенки в изгибах.

Туфли мама с Лелей нашли на барахолке вообще сказочные – перламутровые, на элегантном каблучке.

– Смотри не потеряй в полночь, – пошутил папа…

Девчонки умирали от зависти, подправляя прически у трюмо в раздевалке. Увидев Лелю на лестнице, фаворит старшеклассниц историк Сан Саныч изумленно присвистнул. Она бесспорно затмила школьную мисс Грушевскую, затянутую в платье с кринолином.

Прочувствованная речь завуча вызвала потоки слез и благодарственных слов. Учителя оптом простили выпускникам все их двойки, лень, разбитые окна. Бабахнула пробка «Советского шампанского». Дружно съеден был великанский торт с корабликом из сладкой мастики. Начались танцы… Настороженная Леля услышала бы любую ехидную реплику, но все словно напрочь забыли о некомсомольских ее экзерсисах.

В самый разгар веселья родители и учителя деликатно исчезли.

– К одиннадцати по домам, школу закроют, – заговорщицки предупредила Тамара Геннадьевна и затворила за собой дверь актового зала.

Мальчишки вытащили припрятанный под лестницей ящик с красным вином и бутербродами… Здравствуй, взрослая жизнь!

– Поехали! – скомандовал Юрьев, уже бывший Лелин сосед по парте.

Так, с бумажными стаканчиками в руках, и запечатлелись на фотографии. Юрьев на первом плане, в скошенных на Лелю глазах – безрассудство и печаль; на Юрьева с тающей надеждой смотрит влюбленная Грушевская, а Леля отвернулась к окну. Следующий исторический кадр был пропущен – Юрьев пролил вино на ее чайно-розовое платье. Она страшно разозлилась. Передразнила:

– «Поехали»! Размахался, Гагарин!

Сконфуженный «космонавт» принес из туалета воды. От воды на подоле расползлось уродливое малиновое пятно…

Опасаясь неприятностей, сторож поднялся в верхний коридор. К означенному времени компания замела следы нелегального пиршества и любезно попрощалась со сторожем. Леля ахнуть не успела, как чья-то рука в доли секунды выдернула ее из гурьбы девчонок и помчала вперед. Каблучки туфель отбили по лестнице бешеную дробь…

– Валерка! – Леля упала в объятия к подхватившему ее Юрьеву. Он и тут не дал опомниться – повлек по вестибюлю к спортзалу.

Стоя в тени угловой колонны, она растерянно наблюдала за Наташей и Грушевской, плавающей в кринолине по фойе, как раненая лебедь в пруду. Наташа пожала плечами, и девчонки заторопились на улицу.

Левая рука похитителя стиснула Лелину ладонь, правая возилась с замком.

– Пусти, меня дома ждут, – шепотом взбунтовалась Леля.

Юрьев не ответил. Дверь отомкнулась, когда сторож задвинул внутреннюю щеколду парадного входа.

По спортзалу раскинулась крупноячеистая лунная сеть – окна были забраны решеткой. Тишина была такой плотной и непривычной, что подмывало крикнуть «Ау-у!».