Джон Шемякин - Дикий барин в диком поле (сборник)

Б-ч, привстав на федюнинских плечах, стал тонко кричать, перевирая имя:

– Катерина! Мы пришли! Выглядывай в окно!

Мать Вавилония выглянула, увидела нашу композицию и от окна отошла.

– За кипятком, – сказал я негромко в букет, – за кипяточком, друзья мои, она пошла. Там для таких, как я, постоянно кипяток держат. Чан бурлящий. Кеша, отойди с Б-чем подальше, я сам приму муку кипятковую, а вы потом подойдёте, окажете мне помощь первую…

На душе продолжало быть стыдно, горько и страшно.

Тут подходит ещё один папаша. С кульком ягод. Кулёк из газеты, ягоды дали сок, и падает этот кровавый сок в пыль, скатываясь в кровавые шарики. Праздник.

– Таня! Таня, глядь, Таня! – на одной ноте орёт папаша. Сам в майке, в трениках, на ногах какие-то тапочки с ромашками пластмассовыми.

Выглядывает его зазноба.

– Ты где был? – спрашивает взволнованно. – Я тут пятый день тебя жду!

– Таня, я принёс тебе ягод… – сосед торжественно говорит. – Ягод, Таня…

Таня видит. Его, ягоды, меня, Кешу с Б-чем. Б-ч даже рот закрыл, так Таня на нас посмотрела. Да и Кеша поджался. Втянул свои лишние пять кэгэ внутрь тела.

– Я, Таня, принёс тебе ягод и соскучился очень… – сосед не унимается, паузу держать совсем не умеет, не дожидается отзвука от зрителя, ломит напрямую. – И вот что… Ты там ешь, да? А что? Ясно, погоди… Я чего зашёл-то? У тебя, к примеру, нет рублей триста?..

Я успел отскочить метров на двадцать одним прыжком, отбросив букеты, что тебе чирлидерша со стажем. Б-ч спрыгнул с Федюнина очень ловко и тоже как-то укрылся, а вот Кеша сплоховал. Часть цветочного горшка по нему попала, рикошет какой-то.

Римляне были практичнее.

На моём загородном холме наш могучий лев Иудеи Б-ч признался, что его душит линия горизонта, которая тут повсюду.

У нас есть иные версии насчёт того, что именно душит Б-ча.

Из озорства недавно мы под разными надуманными предлогами убежали из питательного заведения открытого типа, в котором весело отдыхали. И, что называется, притаились хохочущими гиенами в зарослях, ожидая оплаты Б-чем счёта. Стали злорадно наблюдать, надеясь увидеть горе на лице друга.

Я лично особых иллюзий не питал. Потому как прекрасно помню золотую осень 1988 года. Меня выгнала из съёмной квартирки злая домовладелица, и я нашёл себе временное пристанище в нашем уютном общежитии.

Именно тогда я впервые увидел молодого юриста Б-ча. Он был прекрасен, хотя уже тогда его ежечасное служение богине Экономии начало сказываться. Например, Б-ч редко надевал свои собственные ботинки. Особенно в дождливую погоду. А я ещё удивлялся первое время, отчего Б-ч спросил у меня про размер моей ноги и сверкнул в полумраке комнаты огненным взором, выяснив, что сорок первый.

Конечно, с добротным сорок третьим очень трудно влазить в боты сорок первого и бегать по лужам из корпуса в корпус. Но ничего! Практика показала, что вполне себе можно. Главное, как мне кажется, в этом деле заносить ногу при ходьбе не прямо, а несколько колесом вбок, тогда ступня соприкасается с землёй не болезненно сжатым носком, а ребром, что не так больно. И колени надо немного подогнуть, так тоже легче получается. Плюс руки без дела не дремлют – тут стеночка, тут колонна, знай себе отталкивайся. И таким вот одомашненным павианчиком давай-давай! Давай-давай!..

Одно из самых тёплых моих воспоминаний. Помню даже, специально подбросил Б-чу лакированные в 1957 году ботинки тридцать девятого размера (выпросил для такого случая у режиссёра Муромцева). Стиль хождения приятеля претерпел значительные изменения и обогатился звуковым сопровождением. «Длять» – как-то так всхлипывал Б-ч при каждом шаге.

Ещё у Б-ча был ритуал проглаживания денег утюгом. Немногие могут похвастаться тем, что видели его наяву. Я могу похвастаться. Получив стипендию, Б-ч немедленно шёл в общежитие. Немедленно, где бы стипендия его ни застигла. Роспись в ведомости, мгновенное шуршание коброй, и Б-ча уже нет. Он уже у себя в нумере, проворачивает ключ двумя руками в скважине (да, вот такой ключ), набрасывает цепочку и включает, трясясь от предвкушения, утюг.

Потом, не мигая и не сглатывая, чёткими движениями самурая Б-ч доставал свои 40 руб. и немедленно, одним взмахом рук, похожих на голубиные крылья, распределял их по достоинству и степени ветхости. Самые ветхие бумажки Б-ч слегка смачивал водой, заворачивал в промокашку и гладил именно через промокашку. Прочие трёшки и пятёрки гладил просто так, но нежно и с двух сторон. «Денюшки» получались хрустящими и несколько выгнутыми, похожими на старательных новобранцев на плацу.

Как Суворов, Б-ч берёг солдатиков своих, не разбрасывался ими, о нет! Он раскладывал их по отделениям в специальном портмоне из кожи томительно шоколадного цвета. По общаге ходили слухи насчёт происхождения этого портмоне, самого жуткого свойства. Я лично отстаивал версию криминального следа с дореволюционных времён.

– Посмотри на свои деньги! – говаривал мне Б-ч, размачивая подобранный где-то сухарик в чае. – Ты хранишь их как попало, они у тебя неопрятные и неприятные. Запихнуты какими-то комками по карманам. Ты относишься к ним как к мусору и подсознательно хочешь от них избавиться, поэтому и траты у тебя дикие, и совесть потом мучает. А у меня всё иначе… Мне мои даже доставать совестно, настолько им у меня хорошо! Поэтому у меня всегда будут деньги, а у тебя никогда их не будет, как мне это ни горько тебе сообщать…

Однако на Б-ча всё же сходили порой затмения по финансовой части. Однажды он начал ухаживание за какой-то девушкой и в диком кутёжном загуле, ошалев от гормональных перспектив, пригласил на свой день рождения и девушку, и её подругу, и меня, и ещё биолога Соломатина.

Украшением стола стала трёхлитровая банка с повидлом и четыре бутылки водки. Нам с Соломатиным очень понравилась лаконичность сервировки, её суховатая графичность и законченность. Оформление застолья не оставляло никакого выбора. Вот шпроты на столе – они двусмысленны, от них может веять даже отказом. Или виноград какой-нибудь… Что от него ждать хорошего? Легкомысленность одна. А тут всё ясно – водка, повидло, раздевайтесь. И вообще… Хлеб был, сыра немного, пять толстеньких кусков розовой с серинкой колбасы, пряники мятные. Сахарный песок в банке из-под кофе. Что ещё нужно для оргии, господи ты боже мой?!

Выпили вкусной и питательной водки (девам Б-ч посоветовал не закусывать колбасой, а больше налегать на повидло), съели колбасу, помолчали. Потом Б-ч сбегал за гитарой. Потом выпили ещё, и девы начали петь (повидло не очень помогло в закусочном смысле). Потом что-то там ещё такое приключилось. Что-то там девы орали недовольные, требовали дверь открыть. А им в ответ как-то игриво напоминали про сожранное…