Мария Метлицкая - Женщины, кот и собака

Смущаясь, Ольга начала жадно есть. А хозяин – ей уже было понятно, кто здесь хозяин! – одобрительно кивал.

Наевшись, Ольга – отчего-то очень взволнованно – стала оправдываться:

– Понимаете… я… давно не ела с таким аппетитом! Так вкусно! Ну, честное слово! Просто божественное у вас угощение!

Хозяин был явно доволен:

– Еда, девочка, должна быть счастливой! Радостной быть должна, понимаешь? Тогда и с бедами нашими будет легче справляться!

А вечером будет шашлык. Шашлык! Ты поняла? Мы жарим здесь часто – видишь мангал? Жарит Михо, мой племянник. Ну, ты с ним еще познакомишься.

Потом пили чай, и к ним вышла Дарья – умытая, проснувшаяся и по-прежнему молчаливая.

– Ну а теперь говори! – сказал Степан. – Зачем к нам пожаловала?

И Ольга начала говорить. Говорила она горячо и сбивчиво, почему-то принялась рассказывать все: и про прежнюю счастливую, полную радостных надежд и любви жизнь, и про смерть бабули и мамы, и про предательство Андрея, и про свое одиночество, и про острое желание уехать и все изменить…

Степан слушал ее внимательно, изредка кивая и подливая ей уже остывший, но все еще вкусный, с какими-то неизвестными ей и очень ароматными травами чай.

«Чабрец», – вспомнила Ольга.

Наконец Ольга замолчала, чувствуя отчего-то страшную усталость и, как ни странно, огромное облегчение. Словно вместе с этим откровением, разговором она выплеснула и свою боль, и тоску, и сомнения.

Молчаливая Дарья тем временем читала книгу. Из домика вышел заросший молодой мужчина, кивнул Ольге и сел рядом – пить чай.

– Вот, мой племянник, – представил его хозяин. – Он у нас на все руки! И лучший мастер, и лучший шашлычник – ну, я тебе говорил!

Ольга кивнула.

– В принципе, я понял. – Степан встал и позвал за собой Ольгу. – Пойдем, девочка! Глянем!

Пошли за избушку. Из-под ног вспорхнули испуганные хохлатки. В торце дома, у будки, спала, раскинувши лапы, уже знакомая Ольге собака.

Степан нагнулся и погладил ее. Пес открыл глаза и зевнул.

– Спи, Тобик! – успокоил его хозяин. – Спи, милый!

– Жара!.. Даже странно – так рано! – тяжело выдохнул Степан, обернувшись к Ольге.

За домиком она наконец увидела и саму мастерскую.

Вокруг стояли и лежали огромные камни – розовые, бордовые, серые, белые, черные…

Молодой мужчина в беретке и очках старательно выводил буквы на уже отполированной розовой плите.

Тут же лежали инструменты и приспособления – молотки, металлические диски, машинки.

На кусте висело радио, тихо играла классическая музыка.

– Ну, выбирай! – Степан кивнул на груду камней. – Мрамор, гранит. Черный – габро. Но… У тебя – женщины. Черный не надо!

Ольга кивнула и осторожно стала пробираться между плитами.

Бродила и думала она долго. Потом села на табуретку, еще раз все оглядела и кивнула:

– Вот этот!

Камень, который она выбрала, был серо-зеленый, в мелкую крапку – «соль – перец». Был он какой-то… необычный, что ли? Не траурный и не мрачный, как все остальные. И к тому же – не сахарно-белый, неприлично нарядный.

Степан довольно кивнул:

– Одобряю!

Они вернулись под навес. Племянника уже не было, а Дарья дремала.

Сели за стол. И Степан начал рисовать. Коротко он рассказал ей, что в прошлом – художник, окончил художественное училище в Ереване. Но… жизнь распорядилась иначе. Скульптором он так и не стал, а стал… Ну, словом, понятно!..

Довольно быстро сошлись со взглядах: ничего помпезного, все коротко и понятно – гладкий камень, чуть скошенный сверху. Две надписи – маме и бабушке. Две фотографии. Ничего лишнего и душещипательного в виде посмертных эпитафий, слезливых скорбей, букетов пышных роз, коленопреклоненных скорбящих фигур и всего прочего.

Горе твое – оно только твое! И делиться им с прохожими как-то…

Потом «проснулась» Дарья. Взяла в руки набросок, пошла с рулеткой на «задний двор», чтобы замерить камень. Потом села считать, предварительно взяв в руки карманный калькулятор.

Сумма в итоге получилась терпимой. Примерно на это Ольга и рассчитывала. Составили договор, взаимно подписали, обозначили сроки, и Ольга собралась уходить.

Провожал ее Степан до калитки. На прощание пригласил заезжать:

– Ну, просто, без церемоний. Будет тоскливо – подруливай! Посидим, поболтаем, чаю попьем!

Ольга улыбнулась:

– Спасибо!

На улице, за калиткой, она сразу попала словно в другой мир: пыль, жара, грязь по обочинам…

Села в машину, открыла окна и быстро нажала на газ.

И в первый раз за долгое время включила радио.

Пел Фрэнк Синатра. Про свой сложный путь. И Ольга не заметила, что впервые не выключила радио и даже стала тихонечко подпевать.

Утром следующего дня, в воскресенье, Ольга быстро встала, умылась, выпила кофе и, немного подумав, быстро оделась и пошла к машине.

У знакомого серого забора, оклеенного драными листами старых реклам, она припарковалась и, оглянувшись по сторонам, толкнула скрипучую калитку.

И там, за забором, в ту же секунду ощутила, что снова попала в другой мир – яркий, зеленый, душистый и… успокаивающий. Словно оказалась в зазеркалье. Как будто этот старый, ветхий забор отгораживал, закрывал и защищал ее от страшного, черного одиночества.

На деревьях, перекрикивая друг друга словно соседки на коммунальной кухне, громко скандалили какие-то горластые птицы.

Цветущий старый сад пах свежо и пряно – ночью прошел дождь.

На полянке перед домом все так же жужжали шмели и пчелы, вспархивали бледно-желтые капустницы и стрекотали кузнечики. Тобик спал, доверчиво и бесстрашно опрокинувшись на спину и явив миру светло-палевое, пушистое и беззащитное брюхо.

Вдруг тишину перерезал визгливый и громкий звук инструмента, похожего на электропилу.

На столе, под той же клеенкой с потертыми клубничинами стояли чашки и блюдца, очевидно оставленные после завтрака.

Ольга собрала посуду и понесла ее к умывальнику.

Обернулась, услышав голос дяди Степана:

– А, Олька! Привет! Хорошо, что приехала, девочка!

Ольга вздрогнула. «Олькой» ее называла только любимая бабушка Тоня. И больше никто. Ольга почувствовала, как из глаз покатились слезы. И еще почувствовала, что ее здесь ждали, ей рады!

Дядя Степан подошел к ней, вытер щеки ладонью, и Ольга почувствовала ее шершавую, почти наждачную кожу.

– Сегодня – праздник! – важно объявил Степан.

– Да? – удивилась Ольга. – А какой, позвольте спросить?

Степан искренне удивился:

– Что ты, девонька? Правда не знаешь? – он хитро улыбнулся и погрозил пальцем. – Воскресенье, Оленька! И… ты пришла к нам!

– Тоже мне радость… – усмехнулась Ольга. – Подарок какой!..

Она села на скамейку и почему-то расстроилась. «И что я сюда приперлась? Нет, правда? В какую-то левую мастерскую, к совсем посторонним людям? Праздник у них!.. Воскресенье! Ну, просто смешно…»