Алексей Иванов - Вилы

Первыми не выдержали, конечно, башкиры. Рвение Конашевича и Гловацкого закончилось бунтом Батырши. Российские власти, одумавшись, стащили фанатиков с кафедр, но Комиссия продолжала бурлить проектами. Этот пыл остудила Екатерина: в 1764 году она упразднила Комиссию. Однако всё Поволжье уже наполнили озлобленные «новокрещены».

Мечеть Марджани в Казани

В 1767 году к причалу Адмиралтейской слободы Казани пришвартовалась многовёсельная галера «Тверь» с косыми «латинскими» парусами. Это государыня Екатерина плыла по Волге, как плавал и Пётр I, чтобы познакомиться с жизнью подданных. Подданные на руках донесли золочёную карету государыни до особняка купца Михляева: в этом доме останавливался и Пётр. Потом и Пугачёв надумает занять этот дом, но опоздает – добры молодцы мятежники уже разграбят царские покои.

В Казани Екатерина встретилась с делегацией местных «махометан» – и увидела не бритоголовых бородатых разбойников в полосатых халатах, а добродетельных боголюбивых мужей с рукописными книгами. Изумлённая арабской учёностью и красочной восточной лестью, Екатерина дозволила татарам снова строить мечети. И казанские татары тотчас заложили новую мечеть на берегу озера Нижний Кабан. В XIX веке её назовут именем мудреца Шигабутдина Марджани. А в XVIII веке эта мечеть поставила крест на исламе как на двигателе пугачёвского бунта.

В конце июня 1774 года мятежники Пугачёва подожгли разорённый Ижевский завод и двинулись дальше по Казанскому тракту. Пугачёв был весел: непонятные угрюмые заводы остались позади, а впереди была знакомая Емельяну Казань, где однажды он уже сумел переломить свою судьбу. Сладкий розовый воздух Татарии распирал богатырскую грудь.

В селе Агрыз Пугачёв отпраздновал своё тезоименитство, то есть именины царя Петра Фёдорыча. Войско перепилось татарской бузы, а Емельян в угаре щедрости расшвырял товарищам все деньги из казны. Потом в селе Терси, в вотчине казнённого башкирами Юсуфа Тевкелева, хмельной Пугачёв приглядел себе новую жёнку – краснощёкую крепостную девку Юсуфа. Емельян оставил её на десерт: отослал на пристань Котловку, где рассчитывал встречать свой флот.

С того загула окрестные места будут славиться пугачёвскими кладами. Те купцы Вятки и Елабуги, чьи начальные капиталы ковались кистенём на лесной дороге, как один станут клясться, что нашли пугачёвский клад и с него завели своё дело. А Пугачёв летним утром 1774 года чесал пятернёй трещавшую с бодуна башку и размышлял, как же ему пополнить казну, лихо растраченную в удалой гульбе?

Камень с пугачёвского клада из музея города Киров

Впереди на Казанском тракте стояло большое и богатое село Елабуга. Надо его ограбить: откуда же ещё взять деньги-то? Село защищала старенькая, но вполне надёжная крепостица, однако для мятежников она не была препятствием. Препятствием было то, что село считалось дворцовым. Елабуга принадлежала государыне Екатерине – то есть и государю Петру Фёдорычу тоже. Грабить своё же добро Пугачёв никак не мог: это означало бы, что он не хозяин, а самозванец.

Мятежники разбили лагерь неподалёку от Елабуги, и Пугачёв послал в село ультиматум: вы мне – деньги, я вам – безопасность. Жители покряхтели, поскребли бороды в задумчивости и полезли в подклеты откапывать спрятанные кубышки. Емельян был доволен выкупом и своё обещание сдержал. «Злодей орда», гомоня, без разбоя протекла сквозь крепость Елабуги по главной улочке и укатилась дальше на Казань.

Но за такие расчёты с ворами начальство спустило бы с жителей три шкуры. Ведь ещё полгода назад жители Елабуги, стреляя с поленниц как с баррикад, отбили 12 приступов местных бунтовщиков. Толпы крестьян, вооружённых косами, вилами и увесистыми цепами, два месяца кружили по снегам вокруг Елабуги. В схватках с воинскими командами в мягкие татарские сугробы легла тысяча мятежников. А сейчас, значит, такая бравая и верная престолу Елабуга малодушно сдалась? И купцы-хитрецы придумали себе оправдание: «заступленье божье».

За околицей Елабуги на высоком мысу над Камой стояли руины древней булгарской цитадели – Чёртово городище. При Пугачёве там возвышались ещё три башни. Татары верили, что эту твердыню воздвиг сам Искандер Зуль-Корнеин, то есть Александр Македонский. Разрушил её, конечно, беспощадный Тамерлан. А русские рассказывали предание, что Иван Грозный, взяв Казань, поплыл по Волге и Каме в Соликамск, остановился поглядеть на Чёртово городище и вдруг разболелся так, что слёг. Якобы от того царского стана под булгарскими руинами и пошла русская Елабуга. Царя же исцелил образ Трёх Святителей. Иоанн повернул обратно в Москву, а чудесную икону даровал Елабуге. Икона хранилась в Покровской церкви.

К середине XIX века от трёх булгарских башен останется только стенка из плитняка. Елабужский купец Иван Шишкин, отец великого художника Ивана Шишкина, восстановит одну башню древней цитадели, встроив в неё эту уцелевшую стенку. В таком виде этот памятник дойдёт и до XXI века.

А чудесная икона Ивана Грозного спасла Елабугу в 1708 году, когда батыр Алдар перевёл башкир через Каму и направился захватывать Казань. Войско Алдара окружило селение. Но вдруг над крепостью поднялись клубы чёрного дыма, хотя ничего в Елабуге не горело, и ветер бросил дым на башкир. Испуганный Алдар отступился от Елабуги.

Башня «Чёртова городища» в Елабуге

И вот нынеча, – пылко рассказывали елабужцы царским следователям, когда с пугачёвщиной было покончено, – икона опять явила чудо! Емелька Пугачёв, вор и антихрист, подошёл к Елабуге, обратил «кровожадные свои взоры» на село – но «невзвидел его»! Ослеп начисто. Потому его орда и прошла сквозь Елабугу, не заметив города. А откупных денех никаких нихто самозванцу не платил, этого ни-ни! Опровергнуть Трёх Святителей власть не осмелилась. Икона-то есть? Есть. Чудотворная? Чудотворная. Получается, всё так и было. Заначка и смекалка, крестьянские доблести, уберегли Елабугу и от разорения мятежников, и от кары властей.

У Елабуги был двойник: дворцовое село Сарапул. Оно стояло на Каме в сотне вёрст выше по течению, в сосновых борах, где тогда водились сказочные белые белки. Жить уделом государыни было вполне сытно: бунтовать село и не думало. Но, как назло, мятеж протащил сквозь Сарапул чуть ли не всех своих вожаков.