Майя Кучерская - «Сглотнула рыба их…» Беседы о счастье

Окно на кухне открыто. Я готовлю обед, моя трехлетняя дочурка вертится рядом. Внезапно порыв ветра вздымает занавеску на окне, и она загорается от пламени газовой плиты, стоящей у окна.

Молнией я метнулась к плите, схватила чайник и залила пламя. Кусок занавески выгорел, на полу и подоконнике – черная лужа. Не беда! Главное – пожар остановлен! Гордая собой, своей находчивостью и самообладанием – как ловко я справилась с проблемой! – я удовлетворенно обернулась к дочери и, решив использовать в воспитательных целях этот прекрасный с точки зрения педагогики случай практического пожаротушения, спросила: «Олечка, а ты поняла, что произошло?» «Да, – ответила она, – ты полила из чайника на занавеску, и она загорелась».

Вот вы смеетесь, а я от изумления потеряла дар речи. Как это возможно – увидеть происшедшее с точностью до наоборот? Переставить с ног на голову? Может быть, с моей дочерью не всё в порядке? Я мучительно искала объяснения этому вопиющему, невозможному с точки зрения здравого смысла явлению.

Все оказалось просто: дочь не видела, как загорелась занавеска. А что привлекло ее внимание? Мама, пулей метнувшаяся к плите. Затем она видит нечто странное – мама льет воду из чайника на занавеску. И только потом она видит пламя. В ее восприятии последовательность действий такова: вода из чайника льется на занавеску – возникает (в ее поле зрения) огонь. Она установила причинно-следственную связь: из двух последовательных событий то, что произошло ранее, является причиной того, что случилось позднее. Именно так и работает мышление. Для своих трех лет моя дочь мыслила отлично! Она не увидела несуразности своего вывода потому, что он не противоречил ее малюсенькому опыту взаимодействия с реальностью. У нее еще не было знания, что вода гасит огонь и никогда его не вызывает.

Большинство людей считают, что вещи таковы, какими они их видят, какими восприняли. И даже не догадываются, что могут увидеть неправильно. Не обязательно так вопиюще, как в случае с занавеской, но всё же с искажением реальности. И нам может не приходить в голову, что другие люди видят всё иначе, чем мы. Мы не сличаем свои восприятия, будучи уверенными: смотрел – значит, видел. К тому же мы в большинстве случаев уверены, что именно наше восприятие в точности соответствует реальности, а заблуждается, конечно, другой.

М. К. Да, от этого так трудно бывает друг друга понять. В это почти невозможно поверить, что другой видит настолько по-другому, что мы действительно видим совершенно разное. Но почему?

Т. Б. Восприятие – процесс куда более сложный, чем мы думаем. Во-первых, оно всегда избирательно – из целостной картины человек выхватывает то, что его интересует. Вот муж и жена одновременно смотрят в окно – муж видит новую машину соседа, а жена шляпку соседки. А выхватив, что он на самом деле видит?

Оказывается, человек практически всегда привносит в то, что видит, нечто «от себя», исходя из внутренней установки – готовности воспринимать определенным образом. Например, задержанный сунул руку во внутренний карман, чтобы достать валидол, а полицейский решил, что он лезет за оружием, и выстрелил на поражение. Внутренняя установка – как искажающие реальность линзы, и выражение «видеть все в розовом свете» или, наоборот, в черном – про это. Но человек обычно не замечает своих «линз» и уверен, что видит вещи такими, какие они есть.

Интересно, что в Библии часто встречается выражение: «И было это мерзко в его очах». Обычно мы делаем акцент на слове «мерзко», воспринимая его как объективную характеристику чего-то, и упускаем из виду важное добавление – не вообще мерзко, а в его очах !

М. К. Да-да, такой «Расёмон» Куросавы, четыре точки зрения – четыре разных истории, хотя история одна; там, впрочем, каждый из участников не только так видел, он и сознательно лгал. Вы же имеете в виду, что человек заблуждается искренне, потому что он и правда так видит, точнее, так понимает увиденное.

Т. Б. Совершенно верно. И вот вам пример – про понимание.

Мы сидим в небольшом кабинете медицинского центра на Арбате с моим пациентом, тревожно-мнительным молодым человеком. Дверь кабинета распахивает настежь незнакомая мне женщина. Смотрит на меня, затем переводит взгляд на молодого человека и говорит кому-то за спиной: «Никого нет». Закрывает дверь. Я понимаю – она хотела сказать, здесь нет никого из тех, кто ей нужен. А что мой пациент? Он в ужасе спрашивает: «Как – никого нет? А где же мы?»

Интерпретация – второе звено в цепочке «увидел – среагировал».

На процесс понимания влияет депривация – стойкое лишение в удовлетворении какой-либо потребности, доминанта – потребность, затмевающая собой все остальные (например, потребность в признании), усталость, уровень интеллекта, эмоция, которую человек испытывал «на входе», и многое-многое другое.

Следующее звено – оценка . Теперь я оцениваю, полезно или вредно для меня то, что происходит – разумеется, исходя из того, как я это понял. Нет ли в этом угрозы? Оценка вызывает эмоцию , а эмоция толкает человека к действиям. Действие может быть непосредственным проявлением эмоции – разозлился и тут же пустил в ход кулаки, а может быть остановлено, если в дело вмешался рассудок. Рассудок может предупредить: не стоит с ним связываться – себе дороже выйдет. И тогда новая эмоция, возникшая из оценки возможных последствий собственных агрессивных действий, остановит их. Но и это еще не всё. Опять история. Из жизни.

Синяя жестяная банка с индийским чаем стояла на кухонном столе. Большая, красиво разрисованная. Удалось «оторвать» в продуктовом заказе. Средневековая миниатюра изображает падишаха под опахалами, а перед ним танцует, развлекая его, юная тоненькая танцовщица.

Я вхожу на кухню, предвкушая удовольствие – вечернее чаепитие после работы. Мой взгляд падает на банку с чаем, и я обнаруживаю нечто совершенно невозможное – прекрасная баночка, украшение и гордость, зацарапана гвоздем. В изумлении от такого неслыханного варварства я возопию: «Оля-я-я!!!», готовая учинить разнос. Но невозможность понять, как можно было совершить этот вопиющий акт вандализма, приостанавливает расправу – я выдыхаю со стоном: «О-о-ля, зачем ты это сделала?» «А зачем они ее бьют?» – вопросом на вопрос отвечает моя семилетняя доченька. И тут я вижу – баночка зацарапана не вся. Одна ее сторона не тронута – та, где танцует юная красавица. А с другой стороны картинка совсем другая – танцовщица закрывает голову руками, пытаясь уклониться от ударов палками, которыми ее награждают верные слуги падишаха. И зацарапаны именно слуги. И падишах – главный злодей, который отдал слугам такой приказ.