Елена Исаева - Про мою маму и про меня

– Мужской голос.

– Ну и что?

– Ты бы хоть послушала – тот или не тот. А то, может, какой другой Долгуничев.

Я опять набрала. Он опять взял:

– Алё?

Я быстро сунула трубку не ожидавшей этого маме, надеясь на её растерянность. Когда человека застигаешь врасплох, он не сопротивляется. Но мама стала трубку отпихивать. Несколько мгновений длилась эта молчаливая борьба. Я настойчиво совала ей трубку, она мою руку отталкивала, жестикулировала и ругалась без слов, но, наконец, сдалась. Любопытство взяло верх, и она поднесла трубку к уху.

Мужчина переживал на том конце:

– Кого вам? А?.. Алё?

Наверное, ему давно никто так романтично в трубку не молчал. Он терпеливо подождал, потом отключился. Послышались короткие гудки.

Мама сидела на диване и слушала эти гудки.

– Ну? Что? Он?

– Вроде он… Лен, откуда я знаю? Тридцать лет прошло! Тогда молодой голос был. А сейчас какой-то хриплый, старый.

– Ну… а… Интонация? Интонация-то осталась? Его?

– Алё да алё! Какая там интонация?

И всё-таки какой-то росточек любопытства я в маминой душе прорастила, потому что на другой день она вдруг сама заговорила об Игоряшке. Ни с того ни с сего.

– У него школьный ансамбль был. Они «Мучу» здорово играли. Репетируют во дворе, а девчонки из школьных окон гроздьями на перемене вываливаются: «Игорь, сыграй «Мучу»!» Он не обращает никакого внимания. Тогда Верка Мишутина сообразила: «Игорь, Катя просит!» Я на неё разозлилась, потому что ничего я не просила. И не нужен он мне был сто лет. Но сердце-то замерло – вдруг не заиграет? Отомстит – за всё моё пренебрежение – опозорит перед всей школой! Но тут они грянули «Мучу», и я успокоилась. И опять стала гордой и непреклонной.

– Зачем?

– Не любила.

– Почему?

– Наверное, потому что он уж очень любил. У него даже голос менялся. Заикался он, когда со мной разговаривал. Я как-то неожиданно подошла и услышала, как он нормальным голосом разговаривает – удивилась.

– Глупая ты, мам, женщина.

Мама опять повернулась к стенке. Но очень далёкая музыка победы уже слегка наигрывала в моей душе. Я стала звонить ему постоянно – и днём, и вечером, и утром. Он ко мне даже привык. Даже порой со мной беседовал, удостаивал двумя-тремя фразами типа:

– Ну, что опять будем молчать? Это кому ж я так сдался? – А уж потом клал трубку.

Выждав несколько дней, я опять потеребила маму:

– Мам! Он один живёт! Никакой жены у него нет.

– С чего ты взяла?

– А она никогда не подходит.

– Ну, приходящая какая-нибудь есть. Он видный был парень. За ним многие бегали.

– Даже приходящая хоть разик бы да подошла. А то ни разу. Мам, его надо брать!

– Циничная ты.

– Я – практичная. И романтичная. И симпатичная. И оптимистичная!

– Отстань от меня… А то плакать начну. Хуже будет.

Это означало, что я слишком форсирую события, пережимаю.

Не знаю, сколько бы я ещё так медленно, по шажку, продвигалась, возвращая маму к жизни. Ничего никак у меня не получалось. Энергии у меня не хватало, чтобы на маму влиять. Вот она со своего дивана на что угодно могла меня подвигнуть. И я шла – и горы сворачивала! А я её не могла! Но тут судьба нам улыбнулась. В виде тёти Гали, которая вместе с мамой работала. Скажете, так не бывает! А так было!

Мама как-то тёте Гале стала жаловаться:

– Представляешь? Замуж меня хочет выдать – за друга детства. Надоела я ей. Избавиться хочет.

– Мам, ну что ты говоришь!

– Даже адрес его нашла. На «Аэропорте» живёт. Где-то рядом с тобой. Красноармейская улица, дом пятьдесят три.

– И у меня пятьдесят три. А зовут как? – заинтересовалась тётя Галя.

– Игорь. Долгуничев.

– На артиста Волкова похож?.. Кать, это ж мой сосед со второго этажа. Очень мне нравится! Просто – мой тип!.. Мать недавно похоронил. Мой мужик к нему пить ходит. Неразлейвода. Вчера, правда, пошёл, да быстро вернулся. Я говорю: «Чего ж это аудиенция так скоро закончилась?» А он обиженно так объясняет: «Представляешь! Я к нему, как к человеку – с бутылкой, а он мне: «Я сегодня не пью, я сегодня читаю!» И очки на носу, а под мышкой – книжка. Тьфу!»

– Я так и думала, что он сопьётся, – тут же констатировала мама, во всём ища печальное, соответственно своему тогдашнему настроению.

Но у тёти Гали муж не умер, и она в жизни замечала в основном всё позитивное!

– Значит, ещё не все мозги пропил, раз книжки читает!

– Да ну о чём ты говоришь? Крановщиком на стройке всю жизнь, – снова мама нашла отрицательный вектор.

Но тётя Галя была «свой парень», то есть мой!

– Да ты что! Да крановщик самый важный на стройке человек. Всё от него зависит – от его глазомера!.. Поговорить?

– Ни в коем случае, – из последних сил сопротивлялась мама. – И тем более женщины стареют быстрее мужчин.

Я из-за маминого плеча активно тёте Гале кивала – мол, конечно, поговорите!

Тётя Галя не подвела. Она отправилась к Игоряшке в тот же вечер и потом подробно мне отчиталась. Происходило это примерно так. Главное было найти предлог. И тут Игоряшкина начитанность сыграла свою большую роль! Всё-таки хорошо читать книжки, потому что тогда есть о чём поговорить, кроме водки!

– Муж вот сказал, что вы третий том Фейхтвангера читали. А мы только два получили. Третий никак не придёт. Так я хотела спросить – не дадите полистать, как закончите?

– Конечно-конечно, я уж прочитал, – и протянул ей третий том Фейхтвангера.

– Спасибо.

– Может… чайку?..

– Да нет… Спасибо… (Надо было как-то переходить к главному.) Я знаю, у вас мама умерла. Так заходите к нам… почаще. Не стесняйтесь.

– Да… Совсем один остался.

– А жена что же?

– Она очень нервная была, грубая – я её… проводил…

– Не любили, наверное?

– Жену?.. Ну, как… Жили… Вы зато с мужем друг друга любите. Вот бы и мне так.

Это был подходящий момент.

– Да вы не расстраивайтесь. Не совсем вы и один. Со мной вместе женщина работает, которая ваша первая любовь…

И тут наступила кульминация, потому что глаза у Игоряшки расширились, он схватил тётю Галю за плечи и затряс с большой силой. Так, что она даже слегка испугалась.

– Катя?! Попова?! Катя Попова!!!

Тётя Галя не знала мамину девичью фамилию, но, не раздумывая, твёрдо ответила:

– Да. Она.

Игоряшка отпустил её, сел, закрыл лицо руками. Тётя Галя признавалась потом, что давно уже не видела таких сильных эмоций у мужчины.

– Точно! Это моя первая любовь. Я её любил, люблю и всегда любить буду!

– Ну… вот.

– С тринадцати лет любил! А потом она замуж вышла.

– Что ж ты её не уговорил, если так сильно любил-то?

– Да-а… Она университет кончила, а я – кто? Потом мать её против была. Потом этот капитан откуда-то появился. Она за военного замуж вышла. Муж у неё военный.