Стелла Прюдон - Счастье Конрада

– Вы что, не узнаёте его, господин Шульце? Это же мой Кони!

Мужчина прищурился, надел, потом снял очки и с удивлением воскликнул:

– Конрад?! Не может быть! Надо же, какой большой вымахал. Я помню, как вы приходили сюда ещё с вашим мужем, а Кони сядет тихонько на стульчик и смотрит, а глазёнки умные-умные. А сейчас, надо же, уже мужчина.

– Да, – с гордостью ответила Моника, – вырос он у меня, рост 185 см, размер одежды XL, обуви – 45. Но для нас, родителей, дети как были детьми, так ими и останутся.

– Сколько же тебе уже лет, молодой человек?

– Ему уже тридцать шесть, – ответила мать за Конрада.

– Тридцать шесть?! – воскликнул старик. – Тридцать шесть! Надо же, надо же…

– Вот, нашла тебе брюки. Нравятся?

Конрад утвердительно кивнул.

– А есть ли у вас другие модели нашего размера? – уже обращаясь к хозяину магазина, спросила Моника.

Старик пошёл в кладовку за нужным товаром, а Конрад безропотно взял из рук матери пару серых брюк в широкую белую полоску и направился в примерочную. К ним Моника подобрала розовую рубашку в клеточку, подтяжки, фиолетовый галстук с мелкими ромбиками и фиолетовую жилетку – в тон к галстуку.

– Ух, красавец какой! – хозяин магазина не мог скрыть восхищения, когда Конрад отдёрнул занавеску. – Будь я девушкой, непременно влюбился бы. – Конрад покраснел, а старик продолжил: – У тебя же наверняка есть девушка?

Увидев строгий взгляд Моники и поняв, что зашёл на минное поле, хозяин магазина незаметно, как опытный дипломат, сменил тему:

– У твоей матери отличный вкус! Вот это, я понимаю, стиль, не то что джинсовая униформа, которой обвешана вся сегодняшняя молодёжь. А это – классика! Строгий стиль и мягкие цвета – то, что не выйдет из моды никогда.

Конрад посмотрел на себя в зеркало. Пухлые и в то же время впалые щёки, уставшие глаза и грустный взгляд плохо сочетались с этим щегольским нарядом: широкими брюками в полоску, розовой рубашкой и фиолетовой жилеткой. Такая одежда хорошо бы смотрелась на эпатажном политике, но не на стеснительном молодом человеке. Конрад съежился при мысли, что послезавтра он должен будет прийти в таком наряде на работу и, возможно… нет-нет, непременно станет предметом насмешек сослуживцев.

– Тебе что, не нравится? – разочарованно спросила мать. – Это же классика!

Конрад пожал плечами. Одежда ему не нравилась, но он не хотел расстраивать мать. Напротив, зная, что она из-за него вынесла, он очень хотел сделать её счастливой, поэтому никогда ей не перечил.

Последняя ссора между ними случилась очень давно, когда Конраду было пять лет. Тогда он не хотел выходить на прогулку и мешал матери его одевать. Та сказала ему, что он «плохой мальчик», поэтому мама уйдёт без него и больше никогда не вернётся. Пусть Конрад живёт один как хочет! Конрад стал плакать и умолять маму остаться, но она только покачала головой – «нет» – и вышла из квартиры, заперев дверь снаружи. Конрад кричал, звал маму, но та не возвращалась. Через какое-то время (оно казалось мальчику вечностью) силы иссякли, и Конрад притих. Сидя на полу, он, всхлипывая, пытался завязать шнурки на ботинках, но это ему никак не удавалось. Тут внезапно дверь открылась и вошла мама. Он кинулся ей навстречу, стал целовать, обнимать, просил не уходить. Мама строго спросила, будет ли он её расстраивать: не слушаться, не съедать то, что лежит на тарелке, медленно одеваться, шуметь и плакать. Конрад уверенно сказал «нет», и они, быстро собравшись, вышли на прогулку. С тех пор Конрад знал, что мама не должна расстраиваться, и готов был стать маминым рыцарем и делать всё, что она захочет. Только бы больше никогда не оставаться одному.

Когда Конрад стал постарше, Моника часто заходила к нему в комнату «поболтать». Если он слушал музыку, она просила сделать потише, потому что у неё от музыки болит голова. Когда Конрад выключал магнитофон, мать спрашивала, может ли она немного с ним побыть. «Я так устала от отца!» Конрад не мог отказать ей, и она, немного помолчав, начинала рассказывать ему про тяготы жизни, жаловалась на отца, на свои болезни и на несправедливость. Только с Конрадом ей повезло, только с ним она чувствует себя защищённой.

В седьмом классе Конрад увлёкся шахматами и спросил однажды у матери, может ли он пригласить друга Маркуса поиграть после уроков. Мать согласилась, но не успели они начать игру, как Моника принесла им чай с печеньем и, сев на краешек кровати, стала говорить, обращаясь к товарищу Конрада:

– Я так рада, Маркус, что ты к нам пришёл! А то у Кони ведь, знаешь ли, нет друзей. Ты – единственный. Я надеюсь, что вы всегда будете дружить.

Мальчик кивал, а мать продолжила:

– Ну что же вы чай не пьёте, пейте, а то остынет. А что делают твои родители?

Ответа не последовало, и мать повысила голос:

– Маркус, я тебя спрашиваю: что делают твои родители?!

– Мой папа таксист, а мама домохозяйка, – оторвавшись от доски, ответил Маркус.

– А-а, – разочарованно ответила Моника, – понятно. А ты кем хочешь стать?

– Ещё не знаю, – поспешно ответил Маркус, пытаясь настроиться на игру.

– Не знаешь? Странно… А Кони с детства хочет стать политиком, как Конрад Аденауэр. Знаешь его? Вот и Кони будет канцлером. А как ты учишься? – на одном дыхании произнесла Моника.

– Нормально учусь.

– А если подробно? Какие у тебя оценки: пятёрки, четвёрки, тройки? Что значит «нормально»?

– Четвёрки, тройки, иногда пятёрки. Так себе. Шах.

– Что?

– Мат! – Мальчик обрадовался, что партия закончилась, потёр руки и, обращаясь к Конраду, сказал: – Увидимся в школе, бывай.

И ушёл, так и не выпив чай.

– Неважно его воспитали родители. Могли бы и обучить правилам хорошего тона, – убирая чай и шахматную доску, сказала Моника. – В следующий раз выбирай себе друзей повежливей.

Когда мама вышла, Конрад закрыл дверь и лёг спать, повернувшись к стене. Он не хотел, чтобы мать видела его слёзы.

Больше Конрад никогда не играл в шахматы.

– Знаете ли, Конрад работает на серьёзной работе, на очень серьёзной, – заговорщически сказала Моника. – Там! – При этих словах она вытянула указательный палец вверх.

– Где? – не понял старик, но на всякий случай посмотрел на потолок.

– В Берлине. В правительстве, – с придыханием сказала Моника и добавила уже шёпотом, как будто опасалась прослушки: – С Меркель!

– Да-а‑а? – протянул хозяин магазина. – С самой Меркель!

– Он не просто с ней работает, он – её правая рука. Она без него обойтись не может, без моего Конрада. – И, уже обращаясь к сыну, сказала: – Ну что ты стоишь, снимай брюки, другие мерить будем. Несколько пар возьмём, чтобы хватило надолго!

Кроме серых брюк в широкую белую полоску, мать выбрала коричневые в клеточку и «школьноформенные» синие. К брюкам добавились рубашки (уже упомянутая розовая, бледно-жёлтая и сиреневая), разноцветные жилетки, подтяжки, широкие галстуки невообразимых расцветок, которые были в моде в конце восьмидесятых. Моника выбирала, а Конрад не возражал.