Андрей Геласимов - Фокс Малдер похож на свинью

Капитан переводит взгляд на меня, и выражение на его лице меняется.

Я вообще-то рассчитывал, что меня проводит Елена.

На следующий день в параллельном не было урока истории.

– Везет придуркам, – сказала Дина Макарова.

Она была очень прямолинейная девочка, поэтому ее выбрали в комсорги. Прямолинейная и толстая.

– Нам так не везет. Екатерина вообще никогда не болеет, корова железная.

Очень образное мышление. Но толстая. От этого все проблемы.

Впрочем, параллельному повезло лишь наполовину. Никто домой их не отпустил. После истории у них была еще химия. Высокая надменная Антонина Михайловна. Ногти, как клыки у вампира. Сантиметров по пять. Наша теплая кровь стекала по ним в журнал, не успевая свернуться. Любимая фраза: «Пять вопросов – пять двоек». Она всегда знала, что будут двойки. Стоило только слово шепнуть. Поднимала с места и вбивала эти вопросы, как пули в лоб. Полминуты жалкого бормотания – и оценка за четверть у тебя уже есть. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Шаг влево, шаг вправо – считается побег.

Люблю решительных женщин.

Говорили, что стиркой дома занимается муж. И кухней. А куда с такими ногтями?

– Везет придуркам, – повторила Дина со вздохом. – Целый урок будут балду пинать.

Через десять минут они собрались под нашими окнами. Корчили рожи, показывали языки. Когда учишься в выпускном классе, кажется, что счастье будет длиться целую вечность.

В понедельник нас с ними объединили. Они пытались тихо исчезнуть, но Екатерина прокричала на весь коридор, что лично разберется с теми, кто хочет удрать. Громким голосом. Первоклассник, стоявший рядом с ее кабинетом, вздрогнул и уронил на пол деревянный пенал. Дина Макарова показала всем большой палец.

После истории у нас ничего больше не было, и мы пошли на улицу, за гаражи. Дома курить удавалось не всем. У некоторых родители работали в смену.

На крыльце стояла Елена Николаевна. Она внимательно всматривалась во всех, кто выходил из школы. Увидев меня, она сделала шаг в нашу сторону, и пацаны быстро спрятали сигареты.

– Можно с тобой поговорить? – сказала она, обращаясь ко мне. – Ты ведь новенький из 10 «а»?

Я с тоской посмотрел в спину удаляющимся одноклассникам. Ждать меня они, разумеется, не стали.

– А что я такого сделал?

– Мне просто надо поговорить с тобой. Пойдем вон туда, к футбольным воротам.

– Надолго?

– Нет, минут на пять.

Я сунул руки в карманы и, сгорбившись, пошел за ней.

– Три дня назад это ведь тебя Екатерина Михайловна приводила вечером в учительскую?

– Ну.

– А зачем она тебя приводила?

– Я-то откуда знаю? Приводила и приводила. Может, хотела познакомиться.

– Ты мне не хами.

– Я не хамлю.

– Тогда отвечай нормально.

– Я нормально отвечаю. Не знаю, зачем приводила. Спросите ее.

Она задумалась на минуту. Наморщила лоб. Глаза очень синие.

– Понимаешь, произошло что-то очень серьезное, но я пока не знаю – что.

– Да? А я тут при чем? Я вообще в этой школе новенький.

– Но курить ты уже знаешь, с кем надо ходить.

– Мы не курить шли.

– Рассказывай мне сказки. Знаю я отлично, куда вы шли.

– Я не курю.

– Да перестань. Это сейчас неважно. Ты Лидию Тимофеевну видел в тот вечер?

Я понял, что разговор становится неприятным.

– Нет. Я ее не видел.

Даже врать не пришлось. Она ведь не спросила, слышал ли я ее.

– А почему Екатерина Михайловна с тобой потом так странно разговаривала? И чаем тебя поила?

– Да я-то откуда знаю? Может, она всех новеньких любит чаем поить.

– Перестань паясничать. Я же тебе говорю, – случилось что-то серьезное.

Она посмотрела мне прямо в глаза.

– Ты что-то знаешь? Скажи мне честно. Знаешь ведь, да?

– Да ничего я не знаю. С чего вы взяли вообще?

– С чего я взяла?

Видно было, что она разозлилась.

– С чего я взяла, говоришь?

Глаза у нее сузились.

– А с того, что Лидия Тимофеевна в тот вечер прибежала в учительскую вся в слезах и сказала, что Екатерина Михайловна теперь ее просто убьет. И убежала, ничего мне не объяснила. А еще через два часа эта Екатерина Михайловна привела тебя, и вы с ней очень странно беседовали. Что она хотела от тебя?

Я постарался не смотреть ей в глаза.

– Не знаю я, чего она хотела. Она вообще какая-то…

– Послушай, я понимаю, что тебе не хочется говорить. Екатерина тебя напугала. Но ситуация очень серьезная. Лидия Тимофеевна не ходит в школу вот уже несколько дней. В учительской мне никто ничего объяснять не хочет. Ее просто заменяют, как будто знают, где она и почему не выходит на работу. Все делают дурацкий вид.

– Сходите к ней домой.

– Я там была!

Она почти закричала.

– Я была там уже двести раз. Никто дверь не открывает. Она у кого-то снимает эту квартиру, но где ее хозяева живут – я не знаю. Она говорила как-то, но я уже не помню. Где-то недалеко. Две остановки на автобусе.

– Может, в домоуправлении спросить?

– Ты что, издеваешься?

Она молча уставилась на меня.

– Я же тебе говорю – она не открывает дверь. Она там внутри. Я ее слышу. Каждый раз, как прихожу – слышу. Но она не открывает мне дверь. Ты понимаешь? Мне! Случилось что-то очень серьезное.

Она запнулась и минуту сосредоточенно смотрела вниз. Прямо под ноги. Как будто что-то искала там на земле.

– Она в институте себе вены вскрывала. На третьем курсе. С тех пор носит платья с длинным рукавом.

Елена Николаевна снова посмотрела мне прямо в глаза.

– Слушай, я понимаю: ты еще очень маленький и все это тебе кажется диким. Но это такая взрослая жизнь. Помоги мне. Я прошу тебя. Помоги мне.

В этот момент на школьном крыльце появился капитан Эдуард Андреевич. Он посмотрел в нашу сторону и тут же направился к нам.

– Блин, как он меня достал, – со стоном проговорила Елена Николаевна. – Идем!

Она схватила меня за руку и потащила к автобусной остановке.

В автобусе я ей все рассказал. Без уточнения некоторых деталей, но, в принципе, все.

А что можно сделать, когда на тебя смотрят такими глазами? К тому же Екатерине с ее намеками я с самого начала хотел сказать, чтобы она пошла в зад. Просто постеснялся. Ее аттестатом в Советской армии даже подтереться было нельзя. Корочка слишком твердая. Поступишь или не поступишь – все равно загребут.

Елена Николаевна восприняла новость вполне достойно. Чуть-чуть расширились глаза от удивления – и все. Может, она и не такого от своей подруги ждала. Кто их знает, этих учителей, чем они в своих пединститутах занимаются. Макаренко, наверное, проходят. Или Сухомлинского. «Сердце отдаю детям». Полный вперед.

Во всяком случае, мне она не посочувствовала. Насчет того, что я как дурак просидел в этой кладовке часа два.