Дмитрий Липскеров - Леонид обязательно умрет

Вместе смеялись, но не вместе пили вино. Юльке выжимали сок.

Потом она с восторгом смотрела за тем, как Чармен с Ксанкой целуются. Если бы она была циничной, то наверняка подумала, что так целуется селедка с верблюдом. Но в ее сердце место отводилось только для счастья, а потому они казались ей Тристаном и Изольдой.

Юлька так радовалась за свою подругу, что, когда Чармен сделал паузу между поцелуями, чтобы принести с кухни сочную баранину, она зашептала Ксанке искусительные слова, мол, почему бы и ей не понести в жизнь ребеночка. Чармен такой замечательный, столько мужественности в нем, а потому младенец получится восхитительный!..

Она не скоро заметила, что Ксанка вовсе не внимает ее словам, что радостное состояние духа покинуло душу подруги, а принесший с кухни пахучее мясо Чармен, хоть и продолжает улыбаться, но печальна его восточная улыбка…

Потом они срывали молодыми зубами мясо с бараньих ребрышек, Ксанка поднапилась, и веселое расположение духа вернулось к ней. Чармен хоть и пил много, оставался совершенно трезвым, лишь глаза его становились все более похожими на оливки в тумане.

Позже, когда Юлька выбралась из-за столика, чтобы посетить санузел, так он в этом доме назывался по причине полного совершенства, с биде, с ароматизированными палочками, медленно тлевшими, Чармен догнал ее и прошептал:

– Она не может…

– Что не может? – не поняла Юлька.

– Тихо! – попросил Чармен, приложив к губам палец с красивым кольцом, блеснувшим золотой ящеркой. – У нее не будет детей!

Он более ничего не говорил, прошел в комнату, а Юлька после посещения санузла нашла их вновь целующимися.

Ее организму не требовалось драмы, а потому она решила сильно не расстраиваться, уверенная, что такой человек, как Равикович, непременно поможет… Как это не будет детей!.. Разве такое может быть! Глупость!..

К седьмому месяцу ее живот стал огромен, как курган, в котором запрятаны сокровища, а потому Юльку едва ли не насильно спровадили в декрет. Она почти все время проводила в своей коммунальной комнате, ведя содержательные беседы с будущим сыном.

– Хорошо ли тебе в моих теплых водичках? – игриво интересовалась Юлька.

– Ага, – отвечал плод, сопровождая ответ ударом кулака изнутри. Он обрел конечности, шевелил головой и открывал глаза. – Как я не захлебнулся здесь только! Ничего не видно в твоих околоплодных водах!

– Потерпи, скоро ты родишься, и мы заживем с тобою счастливо!

– Ты не сможешь содержать меня так, как мне бы того хотелось.

– Я постараюсь.

– Мне жениться хочется…

– Уже?!

– Давно.

– На ком же?

– На тебе.

– Ты же мой сын! Фу-у! Это нельзя!

– Поэтому и хочется!

– Зачем тебе вообще жениться?

– Чтобы пытаться покорить Космос.

– Не понимаю…

– Еще бы…

– Хочешь быть космонавтом?

– Дура!

– Нельзя так про мать!

– Хочу быть ракетой!

– Живое существо не может стать… Хм… Зачем – ракетой?

– Ты все-таки – дура!

Она готова была признать, что дура. Конечно, ребенок должен быть умнее собственной матери, особенно если это мальчик. Ей было чуть обидно, что мальчик такой грубый. Еще не рожден, а ругается. Пашка, тот вовсе не ругался…

– Хочешь стать ракетой, стань ею!

– Первые умные слова.

– Спасибо… Куда ты полетишь?

– У каждого свой Космос.

– Ты ошибаешься. Космос один на всех. Это Юрий Гагарин проверил.

– Вот его-то космос меня меньше всех волнует!

—Он – Герой Советского Союза! Первый человек на Земле, побывавший в космосе!..

– Это – не Космос! Это – дырка! Герой, посетивший дырку!

Она испугалась, что он, нерожденный, уже диссидент! Что дальше?

– Так нельзя, мой дорогой! Он настоящий герой! И Титов!.. И…

– Они были не в космосе.

– Где же?

– В безвоздушном пространстве.

– А где же тогда космос?

– Ты не поймешь.

– Мне кажется, что ты злой мальчик!

– Все равно ты меня любишь.

– Конечно, – с умилением согласилась она. – Ведь ты – мой сыночек.

– Привязанность по родственным связям – ужасна! Я тоже так чувствую, по человеческому шаблону. Вот ты – дура, а я тоже тебя люблю…

Иногда ей казалось, что она сама придумывает диалоги с нерожденным сыном. Тогда она ехала к Равиковичу и разговаривала с ним на эту странную тему.

Гинеколог объяснял, что так и должно быть, что пренатальное общение – самое важное, что от этого зависят роды, легко ли, сложно ли они пройдут… Пессимистом или оптимистом выйдет ребеночек…

– Мне кажется, что я глупею, – призналась она.

– Все женщины на сносях – глупеют, – успокаивал Равикович. – Да-да… Когда Фима стучался в ворота жизни, то есть когда Дора была на сносях, у нее мозговая деятельность вовсе не осуществлялась. Все только на инстинктах. Более того, я вам расскажу. Когда Фима обрадовал мир своим появлением, Дора целых два года ни на кого, кроме мальчика, не обращала внимания. Она стала птенцом, который в свою очередь тоже выкармливает птенца. Мне в то время приходилось очень тяжело. Вы меня понимаете… Я в три раза больше работал и ужасно страдал! Признаюсь по секрету, я даже ревновал жену к собственному сыну!

Она после его слов подумала, что есть много положительного, что придется рожать без отца. Равикович совершенно ее успокоил, был отблагодарен красненькой и по-отечески приглашал заходить чаще, безо всякой медицины, прямо в гости, где он познакомит ее со своими дорогими.

– Какой Дора медовик печет! Вы сойдете с ума! Семислойный! Я целый день до того раскалываю чугунным утюгом грецкие орехи!

Она искренне обещала прийти, но, возвратившись домой, забывала обо всем на свете, ныряя в собственное пространство, в котором росло существо плоть от плоти ее.

– Опять горняк припрыгал! – предупредил плод.

– Пусть его, – отмахивалась она, совершенно равнодушная к чужому глазу. – Жалкий человек.

– Жалкий или его жалко? – пытался уточнить он.

– И жалкий, и жалко…

– Какой глаз противный!

– Тебе он не нравится?

– Я – ревную…

На следующий день она собралась с силами и посетила хозяйственный магазин, в котором приобрела новый «английский замок». Человек из ЖЭКа запросто переставил запоры, хотел было унести старый, но Юлька не отдала, даже в счет гонорара. Слесарь обиделся, но плод объявил, что на обиженных воду возят и много чего еще делают, а иногда и кладут!..

Когда до нее дошел смысл сказанного, лицо Юльки окрасилось медным цветом, ей показалось, что эти слова слесарь расслышал, а потому беременная женщина застыдилась и отдала мастеру замок, сохранив за собой старинный ключ.

– Мягкотелая ты!

– А ты – грубиян! – в сердцах сказала она громко. Продела в ключ цепочку и надела его на шею, как давно хотела. – Так нельзя с людьми по-хамски!