Дмитрий Липскеров - Леонид обязательно умрет

Слоновая Катя, сильно переживавшая соседкину беременность, часто слышала, как та разговаривает сама с собой, размышляла о том, что столкновение чужеродных плотей вот какие вещи выделывает, мозги бекренит, – не завидовала Юльке, а сопереживала…

Как-то Катька намазала на свежий черный хлеб масла, слегка посолила бутерброды и постучалась в Юлькину дверь.

Она открыла удивленная, стояла, поддерживая руками пузо, и смотрела на соседку по-детски, как на Юрия Никулина в цирке.

– На-ка, поешь! – протянула Слоновая Катя тарелку с хлебом. – Тебе есть надо, в масле витамины, а то неделями на кухне не появляешься!..

– Бери-бери! – подбодрил плод. Пошевелил всеми конечностями, уточняя: – Есть надо больше! Сколько влезет! Мне все на пользу!

Юлька проглотила все бутерброды на счет раз, и с этого дня до родов каждый вечер Слоновая Катя стучалась в дверь соседки, принося свой скромный дар будущему материнству – намасленный черный хлебушек…

Перед самыми родами Юлька все чаще забегала к Равиковичу узнать, не пора ли, не настал ли срок. Он успокаивал ее, говоря, что по первому случаю она всегда успеет в роддом, часов десять по первопутку женщины рожают.

– И вещички соберете, и такси вызовете, – умиротворял гинеколог. – И мне позвоните для успокоения!

– А вы что же, на родах не будете?

– Я, милая, гинеколог… А акушер – профессия другая…

Равикович загодя познакомил Юльку с акушеркой – простой задорной русской женщиной в вязаном берете, сообщившей, что за свою жизнь детишек перевытаскивала почти тысячу!

– Даже медальку мне дали! – сказала, улыбнувшись. – Та вы не боитесь! Все в лучшем виде случится! Как водичка отойдет, вот тута в дорожку и собирайтесь. У нас в Грауэрмана на вас карточка лежит…

И она успокоилась. Решила две недели до родов вовсе ничего не делать, лежать на спине да телик смотреть.

С ним она разговаривала уже за полночь, когда все программы заканчивались.

– Скоро увидимся, дорогой…

– Мне и здесь неплохо.

– А я соскучилась.

– Странная… Я никогда не буду ближе к тебе, чем сейчас.

– Мне обнять тебя хочется!.. Интересно, какие у тебя глазки?

– У меня что, зеркало, что ли, здесь?

– А волосики?.. Или ты лысенький?..

– Ага… Черные патлы до плеч!

– И пальчики, наверное, длинные…

– В ушах ковыряться! Ха!

– Ты подрастешь, и я тебе по попе надаю!

– Как же! Когда я подрасту, сам баб по заднице шлепать стану! Любите вы это!

В такие минуты она была уверена, что сама выдумывает диалоги с будущим ребенком. Ну, не может же он, в самом деле, быть таким охальником, еще не явленный на этот свет! Что же будет, когда он подрастет?..

– Нам не дано предугадать! – ответствовал он на такие отвлеченные размышления матери.

И то верно. Человек предполагает…

Никаких двух недель природа ей не дала.

Воды отошли в воскресенье утром, хотя Равикович по опыту обещал начало родовой деятельности к вечеру: «Рожают почти всегда ночами…»

Минут десять она стояла в нерешительности, думая, что просто не выдержал мочевой пузырь, только потом дошло, когда сын сообщил по-телеграфному кратко:

– Во́ды.

Она принялась собираться, совершенно не готовая, что сегодня станет матерью.

А где еще десять дней, обещанные доктором?

Попихала в сумочку пижаму да пару нижнего, пытаясь сфокусироваться, но этого как раз и не получалось.

Он помог ей.

– Позвони Равиковичу!

Она выбралась в коридор, доплелась, оставляя за собой мокрый след, до телефона.

Номер не отвечал, хотя она ждала долго, а потом перезванивала… Воскресенье…

– Катя! – призвала Юлька на помощь соседку. – Катя-я!

Но Слоновая Катя в это время торговала на рынке петрушку, кляня на чем свет стоит красавца грузина, уступающего с белозубой улыбкой молоденьким по гривеннику, а ей и пятака не спустил.

– Иды, бабка, иды! – спроваживал красавец ее беззлобно. – Мешаешь наблудать!

– Блудить ты сюда приехал! – вышла из себя Слоновая Катя, готовая к бою. – Ишь, «наблудать»! Я тебе наблюду!..

– И что ты злая такая! – обиделся красавец. – Одинокая, наверное. Возми зэлень, сколько хочэшь! Бесплатно!..

Она, конечно, отказываться не стала. Набрала полный мешочек. Хотела было мясистый помидор ухватить, но грузин шикнул, и старуха отчалила, довольная собой в крайней степени…

Испуганная Юлька обернулась в другую сторону и попросила:

– Сергей Сергеич!

Но и горняк в это время отсутствовал. На кафедре его познакомили с очкастой аспиранткой, и с раннего утра сия ученая пара каталась на лыжах по Сокольническому парку. Кушали беляши и целовались жирными губами.

Она вспомнила про Ксанку и набрала ее номер.

Юльке повезло.

Трубку взял Чармен, сообщивший, что жена на целый день нырнула в мир женской красоты. Это означало, что Ксанка у маникюрши, потом – педикюрша, бритье ног по французской методе, а в конце – парикмахер Владик, носящий для маскировки моржовые усищи, так как боялся загреметь в тюрьму по статье за гомосексуализм. Мастер был отменным, а потому ему сообразили фиктивную жену с экзотическим именем Крыся, для маскировки… С таким именем только с гомосексуалистом и жить, шутили за глаза…

– Рожаю, – почти пропищала она.

– Еду, – тотчас отозвался Чармен.

Он приехал очень скоро. Но к этому моменту она с трудом держала себя в руках. Почему-то страх овладел всем ее существом, руки и ноги были холодны, как у мертвой. Или зима виновата?..

Воскресенье – день чудесный. Выходной, а потому машин на дорогах – самая малость! Они домчались до Грауэрмана минут за десять. Она дольше шла от проезжей части до входа. Чармен улыбался, крепко держал Юльку за руку, ведя к дому, где детей на свет производят.

– Нету на вас карточки! – сообщили в регистратуре.

– Как нет? – удивилась она, ощущая, как мальчишечка толкается в ее тяжеленном брюхе. – Нам доктор Равикович обещал!

– Какой Равикович?! И доктора такого здесь нет!

– А акушерка?.. Как ее?..

Она не знала по имени, вспомнила только вязаный берет. Не понимала, что говорить дальше…

– Женщина рожает! – вступился Чармен. – Какая разница, где ее карточка! Потом найдете!

– Паспорт! – потребовала регистраторша.

Она дала.

– Не наш район!

– Как это не наш район! – возмутилась Юлька. – Доктор Равикович…

– Не наш доктор!

– Да вы что! – тихо, но страшно проговорил Чармен. – Вы советский роддом или!.. Клятва Гиппократа вам – ничто?

– Не имею права! – оправдалась регистраторша. – Да вы… Ее роддом неподалеку… На Никитском, возле улицы Станиславского… Три минуты… А у нас сейчас трое родов и один молодой акушер!..

Они поехали на Никитский. Ей становилось все страшнее, так что организм трясти начало. Она сидела на заднем сиденье «Победы», а потому не могла дотянуться, дотронуться до Чармена, в котором чувствовала спасение. Желала, чтобы он был ее спасителем.