Дмитрий Липскеров - Леонид обязательно умрет

Очкастую провожал до метро молодой Бехтерев, рассказывая докторице что-то про принципиальность, а она не слушала его, удивляясь, что у родственника классика нет даже старенького автомобиля… Почему ей показалось, что он такой же милый, как Шлема?.. Вовсе нет!.. Все-таки надо было гавкнуть!..

Профессор Абрикосов попробовал было увязаться за Будёной Матвеевной, театрально выражая свое возмущение беспринципностью отдельных товарищей. Она кивала в знак согласия, но у ворот больницы рассталась с подлипалой, уйдя под руку с мужем.

Последнее, что расслышал профессор Абрикосов, оказалось женской жалобой:

– Сереженька, у меня был такой тяжелый день!.. Ну, Се-Се!..

Совершенно не торопился домой лишь психиатр Паничкин.

Срочным образом он готовил документы на выписку Северцева, заставляя секретаршу работать сверхурочно.

Паничкин надеялся, что на следующей неделе он уже забудет о феномене, расставшись с ним навсегда… А уж завхоза он уроет!..

Леонид узнал о предстоящей свободе лишь утром понедельника. Он было обрадовался бездумно, как птица, перед которой открыли дверцу клетки, но мозг опередил чувства, объяснив, что мальчика ждет не усыпанная сахарной пудрой жизнь, а нормальный советский интернат, в котором столько же свободы, сколько и в концентрационном лагере.

Откуда у него было это знание?.. О том он не размышлял, знал, и все!.. И вообще, знания всплывали в его мозгу по мере надобности. Так повелось еще с материнской утробы…

Полковник Дронин получил ответы на свой запрос.

Капитан Рыков докладывал по-свойски, в кабинете, сидя за чаем.

– Что касается Северцева-Криницина… – Капитан сделал паузу. – Он через полгода после приговора сбежал.

– Как сбежал? – встрепенулся Дронин.

– Как – не знаю… Да вы так не волнуйтесь, товарищ полковник. Отследили его, а когда брали, пулю в голову вогнали!

– Насмерть?

– Более чем.

Дронин расслабился.

– А что с завхозом?

– С завхозом все серьезнее… – Капитан быстро высосал мякоть лимонного кусочка, вытащенного из чая, облизал кислые губы. – Завхоз – наш.

– Знаю.

– Вы знаете, что он был нашим, а я докладываю, что он и сейчас наш.

– Не понял.

Капитан не отвечал, смотрел на полковника неотрывно.

– В каком звании? – спросил Дронин.

– Похоже, что в таком же, как и у вас.

– Внедрение?

– Не объясняли. Так, шепнули, что лучше не лезть.

Дронин продолжал отхлебывать чай, а сам думал над тем, сколько в их ведомстве всяких подведомств? Поди сосчитай. И каждое почти в самостоятельном плавании. Только у нас генерал может подчиняться майору, а полковник маскируется под завхоза психиатрической больницы, что-то там разведывая или контролируя.

– А мы и не полезем! – заключил Дронин.

Этим же вечером он доложил своему генералу, что Берегивода действующий сотрудник, по которому вести всякие проверки и разработки запрещено! Развел руками в знак своего полного непонимания ситуации.

«Если это какие-то внутренние дела, – подумал генерал, – почему я об этом не знаю?.. Моя компетенция. Как прошло мимо?.. А если не внутренние, то, значит, контрразведка… А если контрразведка, то не исключено, что занимаются самим Паничкиным или кем-то из его окружения… Тогда я в засветке…»

Генерал сработал на опережение, сообщив руководству ведомства о странной просьбе некоего психиатра Паничкина – выяснить, кто такой Берегивода. Руководство обещало разобраться.

Генерал позвонил Паничкину, посеяв в душе его всяческие опасения.

А потом все выяснилось. Оказалось, что завхоз Берегивода – однофамилец другого Берегиводы, действительно полковника конторы под прикрышкой. Завхоз же был следаком обычного районного отделения милиции города Кимры. Вытурили за аморалку. Спал с женой замполита… В общем, больничный Берегивода в отличие от однофамильца – ком с горы или газы из задницы!..

Оповестили о случайном совпадении генерала, и он вновь связался с Паничкиным, довольный, что все разрешилось без потерь для него самого, никого не засветили по дурке, и психиатра можно сделать обязанным чрезвычайно.

– Разобрался я с вашим завхозом! – сообщил генерал Паничкину в ресторане ЦДЛ. При этом он долго и грозно смотрел в глаза сотрапезника, взгляд которого, впрочем, ничуть не уступал по профессиональной силе. Хотя Паничкин, не подавая виду, волновался сейчас отчаянно. Генерал же ужинал уже совершенно спокойным. – Так вот, Берегивода – наш, – сообщил гэбэшник, подвесив паузу, за которую сжевал целую котлету по-киевски, обсосав косточку тщательнейшим образом… Паничкин здесь подломился духом и долго кашлял под звуки рояля, оправдавшись попаданием не в то горло перчинки. – Так вот, завхоз – наш человек, – продолжил генерал, – но… Но нас с вами связывают долгие и хорошие отношения…

Паничкин в знак согласия быстро закивал.

– Я разрешаю вам уволить Берегиводу – что называется, для вашего спокойствия… Теперь он займется другими делами… Невелика птица!..

– Спасибо, – прижал руки к сердцу психиатр. – Не знаю, как вас благодарить!

– Сочтемся, – дружески улыбнулся генерал.

На этом моменте принесли кофе, и Паничкин отважился спросить:

– А в чем я провинился?

– А это мы вам простили, – ответил генерал, поселив в душу психиатра терзающую тревогу, которая будет сопровождать его всю жизнь. Что простили?!

На этом ужин закончился.

Генерал казался довольным сегодняшним вечером. И ужин был вкусен, и коньяк мягок, и важного человека поставил под себя и под свои нужды подложил…

Психиатр Паничкин расстался с Берегиводой с тяжелым сердцем.

Сообщая завхозу об увольнении, он извинялся и чуть ли не расшаркивался с ним, говоря, что очень жаль лишаться такого нужного сотрудника.

Сам же увольняемый был странно удивлен и раздосадован, намекая, что его просто так уволить – не пройдет даром!

– Вы уж простите великодушно, – приговаривал Паничкин. – Спасибо за совместную работу!..

«Издевается, сука!» – злился экс-завхоз, понимая, что ему, с запятнанной репутацией, отомстить такому серьезному человеку вряд ли удастся.

– А я этой сволочи для его друзей боксик освободил, – возбуждал обиду Берегивода в комнате своей огромной коммуналки. – Ирочку уморил, а меня в расход!..

И здесь завхоз понял, как отомстить обидчику.

Берегивода уселся за кухонный столик и написал в Комитет государственной безопасности подметное письмо, в котором сообщалось, что профессор Паничкин сокрыл от органов необыкновенный психический человеческий феномен, который может обходиться без пищи и воды в полнейшей изоляции долгие годы. Тем самым Паничкин нанес урон безопасности страны, лишив Родину возможности правильно распорядиться обнаруженным потенциалом… Еще Берегивода сообщил о кумовстве руководителя, а еще, до кучи, об умышленном доведении психически нездоровых детей до смерти…