Дмитрий Липскеров - Леонид обязательно умрет

– Пожалуйста, быстрее! – взмолился он.

– Сейчас ночь, пробок нет, – ободрила диспетчер. – Через пять минут машинка будет!

Утякин не дожидался автомобиля бездейственным. В это время он разговаривал с больничным дежурным, выясняя координаты нейрохирурга Пыжикова, которому когда-то помог разрешить мужские проблемы.

Найдя Пыжикова почти моментально, разбудив его звонком, Утякин не просто просил хирурга прибыть в неурочное время в больницу, а давил на него призывом к чувству долга, но не врача, а пациента.

Пыжиков обиделся на некорректное напоминание о бывших интимных проблемах, посетовал:

– Зачем ты, Миша, так!.. Я бы и без этого приехал!

– Мне томограф нужен!

– Я позвоню дежурному, чтобы пока загружали, – с печалью в голосе обнадежил Утякина нейрохирург.

– Спасибо, Леня! – поблагодарил Утякин, слыша за спиной громкие шаги и смех. Обычно так себя ведут врачи скорой.

Он обернулся к ним. Вся бригада уставилась на экран телевизора, где происходило уже совсем пакостное безобразие.

– Порнухой развлекаетесь? – поинтересовался старший бригады. – Что с ней?

– Вероятно, неудачно упала, – ответил Утякин, с трудом найдя клавишу отключения ТВ-спутника. – Возможно, травма мозга. Сотрясение.

Старший разглядел на шее Михаила Валериановича стетоскоп.

– Вы врач?

– Доктор наук… Наденьте ей на шею корсет, и срочно госпитализируем!

Предвидя вопросы, Утякин рассказал про пульс, про то, что старуха является его пациенткой, что он приехал к ней, встревожившись сегодняшним отсутствием на приеме.

– Ага, – расслабился старший бригады, которая уже работала вовсю. Что значит «платные»! – Куда везем?

– Ко мне, – коротко ответил Михаил Валерианович, но тотчас сообразил назвать адрес больницы.

По ночной Москве ехали быстро, включая сирену лишь на светофорах, чтобы отдыхающих граждан не тревожить.

По рации сообщили, что какой-то таксист вызвал скорую, убеждая дежурную, что на него напал маньяк, который вколол ему в шею какое-то жуткое снадобье, от которого голова вот-вот разорвется от боли.

– Может быть, он мне СПИД вколол!

«Так тебе и надо, скотина!» – без эмоций на лице порадовался Утякин.

Машина скорой въехала в ворота больницы. К этому времени Ангелина Лебеда уже дышала полной грудью, ободренная всякими нужными уколами, хотя сознание пока не вернулось к ней, блуждая где-то совсем рядом.

Утякин расплатился со «скорой» строго по тарифу, чем расстроил старшего бригады.

Он грустно покачал головой и изрек:

– Брат брата не разумеет!

– Какой ты мне брат! – отмахнулся Михаил Валерианович. – Вымогатель от медицины!..

Он тотчас забыл о враче скорой, сопровождая каталку с приходящей в себя Лебедой. Он не услышал, как вослед ему были произнесены неприятные слова:

– Сам, поди, старуху по башке шибанул! А мы обязаны сообщать обо всех странных происшествиях в милицию! Здесь ничего не поделаешь!..

Пыжиков успокаивал Утякина, осмотрев Ангелину на скорую руку:

– Вероятно, сотрясение! Но не слишком сильное!

Старуху уже переложили на приспособление, ввозящее пациентов в томограф, когда она пришла в себя и открыла глаза.

– Михаил Валерианови-ич!.. – проговорила она слабеньким голосом.

– Не напрягайтесь! – строго воздействовал Утякин.

– Что со мною?

– Сейчас выясним, – пообещал Пыжиков. – Не волнуйтесь, это – томограф, расслабьтесь на пятнадцать минут, и мы все проверим!

Пока машина щелкала, раскладывая послойно мозги Лебеды, Утякин давал распоряжение медсестре Александре – приготовить капельницу, успокоительное и снотворное.

– Будешь дежурить ночью прямо возле кровати! – распоряжался доктор.

– А возле кого? – поинтересовалась медсестра. – Мужчина или женщина?

– Ангелина.

– Наша Ангелина?! – громко воскликнула Александра.

– Наша, наша!

– О господи!..

Пыжиков перелистывал отсканированные слои мозга и докладывал Утякину:

– Сотрясения нет!.. Похоже, действительно только сильный ушиб… Слушай, какие у нее сосуды! На зависть! Если бы у меня были такие сосуды, я бы академиком стал!..

– Не станешь, – пробурчал Утякин, вглядываясь в монитор компьютера.

Он не заметил, как вновь обидел Пыжикова.

Утякин сам взялся везти каталку в отделение, приказывая Ангелине не разговаривать до поры, когда услышал позади:

– Ты меня, Миша, когда-то выручил, теперь я тебя… Мы квиты. Пожалуйста, ко мне больше не обращайся!

– Хорошо, хорошо, – отмахнулся Утякин, всецело поглощенный мыслями о своей пациентке.

От такой неблагодарности нейрохирург Пыжиков чуть не прослезился, но взял себя в руки, постарался разложить обиду на молекулы и выдохнул ее через ноздри…

Уж как хлопотала Александра. Она сама взяла на руки Лебеду и переложила в постель с идеально взбитыми подушками.

– Что же вы, Ангелиночка! – приговаривала баском. – Как же так!

А старуха, крепчая на глазах, лишь виновато улыбалась.

Утякин воткнул ей в вену иглу, подсоединил капельницу и наконец спросил:

– Что произошло?

Физраствор потек в вену живительным ручейком, укрепляя кровь, а Лебеда, сделав глупые круглые глаза, ответила, чуть сипя:

– Не помню… Отшибло память…

Утякин внимательно посмотрел на пациентку и ободрил ее словом:

– Ничего, восстановится!

Оставив старуху на попечение Александры, он отправился в свой кабинет, где до утра просидел безучастный ко всему. Иногда тренькал мобильный телефон, определяя домашний номер – Светочка волновалась, но Михаилу Валериановичу было не до соучастия к чужому, пусть и жениному волнению. Сам переволновался…

Михаил Валерианович, перенервничавший и усталый, пропустил крайне важный звонок…

Приобретя в магазине «Давидофф» любимые сигары, Чармен Демисович уселся в свой «Бентли» и через переговорное устройство распорядился шоферу ехать. По дороге он переложил купленные сигары в старинный походный хьюмидор, одну закурил в салоне, пуская плотный дым через рот и ноздри одновременно.

Настроение у Чармена Демисовича в этот вечер было печальным, впрочем, как и во все вечера предыдущего года. Будучи человеком, чрезвычайно сильным духом, он не позволял своему существу опуститься в пучину депрессивного океана, хотя для этого была глобальная причина…

Он успел выкурить лишь четвертушку сигары, когда автомобиль подкатил к чистенькому подъезду старого, но замечательно отреставрированного дома.

Чармену Демисовичу в доме неподалеку от Лубянской площади принадлежал этаж площадью что-то около тысячи метров, в котором прижился стиль модерн.

Антикварная мебель, картины истинных мастеров, бассейн, выложенный штучной плиткой, поднятой с затонувшего греческого корабля и возраст которой был за пятьсот лет, винная коллекция, входящая в десятку лучших в мире, – ничего в последний год из вышеперечисленного не радовало Чармена Демисовича, как должно было. Утонченное выражение богатства лишь чуть скрашивало происходящую жизнь.