Дмитрий Липскеров - Леонид обязательно умрет

– Не узнаешь? – усмехнулся Леонид.

– Нет, – виновато улыбнулась Машенька.

– Ромка Псих! Интернат помнишь?

– Ромка Псих? – изумилась она, разом очутившись в своем детстве.

Ромка криво оскалился, вместо улыбки показывая свои черные от табачной смолы зубы.

– Привет, Махаонова!..

За столом Рыжий напился, а потом ночью, когда Машенька встала по нужде, набросился на нее, разрывая ночную рубашку, лапая грубыми руками теплое тело.

Леонид бил друга долго и зло. Повыбивал половину грязных зубов, сломал ребра и пальцы рук…

Машенька даже кричать не могла от ужаса произошедшего.

Она никогда не видела своего мужа таким, похожим на зверя. Но еще больше ее удивило поведение Ромки, который не издал и писка единого при избиении, только морщился, когда слышал хруст собственных костей.

На следующее утро они беседовали за завтраком как добрые друзья.

Леонид объяснял Ромке про большой ключ, на котором должно было быть выдавлено: ключъ, 1905 годъ.

– Его возьмешь!.. Да осторожнее, этот Чармен – дядька тертый! Национальностью из греков, а лет ему больше сотни!..

– Не беспокойся, – отвечал Ромка, прослушав про возраст. – Все сделаю, как положено!

А потом они оба исчезли…

Он впервые был в квартире, в которой жила его мать. Лунная ночь помогала ему ориентироваться в прихожей. Леонид быстрым шагом направился к материнской комнате, достал из кармана увесистый ключ и…

Какой же он идиот!.. Ведь замок давным-давно поменяла его мать! Как он мог забыть!

Пришлось воспользоваться банальной русской скрепкой, которой простой английский замок сдался тотчас.

Дверь приоткрылась…

Он стоял перед черным проходом, казалось, в прошлое. Застыл зайцем. Его ноздри шевелились, улавливая какой-то странный запах, рождающий в мозгу короткие видения не из его жизни.

Леониду чудилось, что зайди он в комнату, то обнаружит в ней непременно свою мать… Сердце мужчины забилось, ладони вспотели, но мозг, сильный, мощный, засигнализировал нервной системе, что эмоция нереальна, что мать его давно умерла, во время его рождения, а там, в комнате, пропитанной духом Юлечки Ларцевой, сейчас – и Леонид волевым усилием справился с наваждением. Достав из кармана фонарик, он включил его и без колебаний вошел в разделенный лучом света мрак прошлого.

Будёна, совсем состарившаяся к этой ночи, спала глубоким сном. Лицо ее расплылось по подушке, верхняя губа с щетинкой усов над ней отклячилась, пуская слюнку.

– Тварь! – тихо произнес Леонид.

Он взял стул, поставил его возле кровати и сел…

Взгляд его остановился на закрытых веках Будёны Матвеевны, будто буравил их.

Она сначала почесалась, проведя ладонью по лицу, затем поморщила туда-сюда вбок носом…

А потом она открыла глаза.

Пенсионерка городского значения увидела силуэт незнакомца, сидящего на стуле, горящие глаза вторженца и от немедленного ужаса взмокла всем телом.

– Ну, здравствуй, Будёна! – поприветствовал Леонид негромким, но зловещим голосом.

Она разлепила челюсти, чмокнув при этом, но слова не получилось. Мозг лихорадочно желал появления мужа Кашкина Сергея Сергеевича, который уже двадцать лет спал отдельно в комнате Слоновой Катьки, умершей почти сразу после их поздней женитьбы… К тому же Се-Се с возрастом стал плохо слышать, а как мужчина и вовсе не представлял интереса… К чему это сейчас?..

– Ты что не здороваешься? – удивился Леонид. – Не узнаешь?

– Нет… – получилось у нее с бульканьем.

– Это же я… Леонид… Леонид Северцев… – Он повернулся к ней профилем. Улыбнулся… – А так?

Она не могла узнать его внешне, потому что видела последний раз давным-давно, еще ребенком, в психиатрической больнице на комиссии. Но она прекрасно помнила это имя и эту фамилию.

– Вспоминаешь? – торопил он.

– Да…

Все ее существо охватил животный ужас. Она будто чуяла неминуемую смерть. Но не кончины своей боялась сейчас Будёна Матвеевна, а того, каким образом ей устроят нежданное расставание с жизнью…

– А ты знаешь, что на этой кровати… – Леонид на мгновение осекся. – Нет, не на этой, но на стоящей здесь же… Здесь спала до тебя беременная женщина… Она родила меня и умерла… Она была моей матерью… Знаешь?

Будёна имела информацию, что когда-то комната принадлежала молодой женщине, умершей от родов, но что судьба устроит ей такую драматургическую развязку, явит последним кошмаром ненавистного ей отпрыска, выросшего в мужчину, который станет ее убийцей… Такого товарищ Чигирь предположить не могла.

– Я… я не знала… – пролепетала Будёна.

Ей бы очень хотелось совладать со страхом, достойно умереть, но организм ее состарился вместе с нервной системой и не имел уже той партийной прочности, как в молодости. Она очень боялась!..

– В то, что не знала, верю… Хотя какое это сейчас имеет значение… А Валентину ты помнишь? Воспитательницу из сада для сирот?..

Будёна кивнула.

Леонид побледнел лицом.

– Отвернись к стене!

Чигирь послушно повернулась к Леониду затылком. Она ждала выстрела, а потому зажмурила глаза.

Его пальцы ловко свернули крышечку с пузырька из-под валерьянки, он посветил фонариком сквозь мутное желтое стекло, удовлетворившись броуновским движением хищных насекомых. Взболтнул пузырьком, а потом поднес его к большому рыхлому уху Будёны Матвеевны.

Она вздрогнула, будто хотела попасть в синхрон с выстрелом, но того не произошло, лишь в ушной раковине похолодало.

– Тихо, тихо, – попросил Леонид, успокаивая. – Ничего страшного…

Рыжие муравьи стекли тоненьким ручейком прямо в ушной проход, а для надежности ночной гость заткнул слух комочком ватки, заблаговременно пропитанной стеарином.

– Вот и все, – сообщил Леонид. – Я еще минутку посижу с тобой. Хорошо?..

Сначала ей показалось, что кто-то скребется к ней в мозг, будто просится войти в мысли… Потом она почувствовала хруст, похожий на сминаемую обертку для цветов… Целлофан, целлофан…

В этот момент Леонид уже прикрыл за собою дверь материнской комнаты. Английский замок приветливо-прощально щелкнул, оставляя Будёну в смертном одиночестве.

Когда он вышел на лестницу и спустился на пролет вниз, то услышал дикий крик… Он встретил его равнодушно…

Будёна кончалась в страшных муках, сходя с ума от бешеной боли, а Се-Се, картограф и бывший сладострастец, теперь тугоухий старик, спал себе покойно в бывшей комнате Слоновой Катьки, становясь этой ночью законным вдовцом…

Леонид чувствовал, что по его следу пошли легавые.

Он уходил от них, совершенно не боясь – знал наверняка, что его мыслительный аппарат лучше любого компьютера, а уж тем более ментовских мозгов…

Леонид решительно бросил квартиру на Герцена, законсервировав ее до лучших времен, снял другую, просторную, хоть и на окраине. Машеньке ничего не объяснял, да она, собственно, и не любопытствовала излишне. Об одном лишь жалела – оставленный приход со стареньким Иваном Самойловичем… Но и в Тушино имелась действующая церковь, правда, пустая, так как батюшка в ней болел пьянством, старух в районе было мало, а молодежь не подтянулась пока к вере отцов.