Дмитрий Липскеров - Леонид обязательно умрет

– И вот лежат друзья рядом… – вещал кто-то из политотдела. – И вечная память им обоим!

Кто-то из офицеров перекрестился – кто помоложе, а старше майора – честь отдали, когда медные вдарили Шопена. Опять была зима и опять губы оркестрантов примерзали к латунным мундштукам…

Соседи сказали ему, что жену увезли по скорой. А куда – неизвестно.

Впервые в жизни в груди Леонида тряхнуло так, что он вздернул подбородком.

С чертовой скорой пришлось разбираться чрезвычайно долго. Тупой женский голос отвечал механически:

– Данных нет… Не зарегистрирована Махаонова!

– Ищи, сука! – не выдержал Леонид.

– Номер вашего телефона, гражданин, на моем определителе! Еще раз выразитесь, вызову оперативную группу!.. – Потом сжалилась. – Если по беременности, то наверняка рядом повезли. Звоните в роддома.

Конечно, он искал. Звонил и звонил, до самой ночи, пока ему вдруг на глаза не попался полиэтиленовый пакетик с цветочками, в котором Машенька держала все «родовые» документы, на всякий случай. И паспорт обнаружил Леонид в пакетике.

Его второй раз тряхануло, да так, что зубы чуть было не покрошились во рту.

Принялся звонить по роддомам и описывать свою жену, а ему всюду отвечали, что все с большими животами, что все красавицы!..

– Ночь уже! – раздражались регистраторши. – Терпите, папаша, утром сама отзвонится!

Но утром позвонила не Машенька, а доктор, назвавшийся Мышкиным.

– Ваша жена скончалась, – сообщил он наигранно трагическим голосом. – Но ребенок жив!.. Мальчонка! Такой живенький!.. Приезжайте! – И сообщил адрес Тушинского роддома № 1.

Это же здесь, подумал Леонид, за углом…

Он был на удивление спокоен, пуст и чист.

Дошел пешком. Медленно поднимался по ступенькам на третий этаж.

Спросил, где найти Мышкина.

– Мышкин сменился, – ответили ему. – А вам зачем?.. Не от Якова Семеновича, он вас ждал?

– Я – муж Махаоновой.

– А-а-а, – побледнела регистраторша. – Я сейчас, сейчас…

Медичка попятилась спиной и исчезла в глубине коридора.

Он стоял возле окна и смотрел в пространство. Стоял долго и дышал ртом. С Тушинского полигона доносились одиночные выстрелы.

– У нас говорят, что выстрелами празднуют рождение детей, – услышал Леонид за своей спиной женский голос, а потом почувствовал руку на своем плече. – Говорят, скоро полигон ликвидируют.

Он обернулся и увидел жизнь вверх ногами. Весь мир вновь перевернулся. Он часто заморгал, отгоняя легкое ощущение тошноты, стараясь скорее привыкнуть к почти забытому состоянию.

Откуда-то снизу к его лицу потянулась рука с ваткой, намоченной нашатырем. В мозгу полыхнуло.

– Крепитесь, – посоветовала маленькая пожилая женщина. – Каким-то образом плод перевернулся и… Мы сделали кесарево сечение… Мальчик жив, а вот мать скончалась ранним утром…

– Я понимаю, – ответил Леонид.

– Смерть ее была легкой, мы анестезию сделали хорошую… Кровотечение не смогли остановить… Она лишь перед самой смертью пришла в сознание. Все волновалась, что вы не знаете. Номер телефона сказала и умерла… Видимо, Господь ее любил…

– Почему вы так думаете? – удивился он.

– Потому что без мучений.

– Я хочу видеть.

– Ребенка принесут в девятнадцатый бокс! Там вы и познакомитесь. Имя, наверное, уже придумали?..

– Я хочу видеть ее.

Женщина смутилась.

– Я не знаю…

– Вы не поняли?

– Вероятно, вашу жену еще не успели привести в порядок…

– Отведите меня.

Женщина почувствовала исходящую от мужчины большую силу, учуяла носом. На всякий случай проверила его вменяемость, заглянув в самые глаза.

– Пойдемте, – сказала, отшатнувшись.

Он следовал за ней с ощущением, что двигается по потолку, как муха. Подумал о том, что бокс № 19 уже был в его жизни…

Они спустились в подвал, где остановились возле двери с надписью: «Мор». Видимо, буква «г» стерлась.

– Уверены? – на всякий случай спросила женщина.

Он открыл дверь и шагнул в ярко освещенное помещение, наполненное сладковатым запахом цветущей орхидеи. Не впустил сопровождающую, вытолкнув ее плечом. Закрыл дверь на щеколду. Женщина что-то громко, почти возмущенно говорила, кричала, отсеченная от смерти, но он уже ее не слышал…

Она лежала на белом потолке, укрытая простыней до самого подбородка.

Ее прекрасное лицо было ярко-белым, как будто свет луны еще не до конца вышел из приоткрытого рта.

«Как смерть иногда красит», – подумал Леонид, подходя ближе к каталке.

Он осторожно стянул с Машеньки простыню, обнажая прекрасное тело жены с аккуратно заштопанным животом.

«Молодцы хирурги», – порадовался.

Он целовал ее волосы, пахнущие прошлым… Пытался расшевелить губами губы, прохладные, совсем еще мягкие… Его сильные ладони нежно держали ее плечи… Он опять вспомнил ее двенадцатилетней, с мальчишеской грудью и выпирающими ключицами.

– Махаонова, – тихо произнес Леонид.

Он ее не звал, просто произносил фамилию.

А потом он приник ртом к ее груди.

Он сосал жадно, а из груди Машеньки проистекало молозиво, наполняя его рот.

Вместе с ее последним соком в него входило то, чего не смогла дать ни одна женщина за всю жизнь Леонида. Ни мать, ни Валентина, ни сотни случайных…

Он сосал с закрытыми наглухо глазами, не слыша, как чье-то мужское плечо выбивает дверь морга. А потом его с силой оторвали от жены и повели куда-то, думая, что он тронулся умом на почве горя. А Леонид лишь сосредотачивался глубже, пытаясь удержать во рту эту замесь жизни, без которой сорганизовался весь его организм…

– Может быть, спиртику? – предложили ему в ординаторской, где народ медицинский собрался.

– Я не пью, – ответил он, сглотнув остатки.

– Сейчас можно, – уговаривал кто-то.

– Нет.

– Тогда покурите.

– Мне нужно идти.

– И что, даже сына не посмотрите? – спросил кто-то.

– Еще насмотрится, – ответили за Леонида и предложили: – Завтра приходите!

Он кивнул.

Через час Леонид был уже на другом конце Москвы, селился в малоприметную гостиницу для торговцев с Кавказа.

Он знал, что больше никогда не вернется в их с Машенькой квартиру. Взял лишь на память о ней фотографию с ее паспорта, да и то, под утро, так и не ложась спать на гостиничную кровать, сжег фото жены в пепельнице… О сыне он не думал вовсе.

Утром следующего дня Леонид прибыл в Донской крематорий, где допытывался у служителя, как найти могилу Ларцевой Юлии.

Служитель работать не хотел и все требовал зачем-то документы на захоронение.

Леонид выдал старому проходимцу стодолларовый билет, который тотчас открыл перед просителем все кладбищенские архивы.

– Есть Ларцева, – сообщил довольным голосом служитель. – На пятнадцатой аллее, справа четвертая во втором этаже. Проводить?