Фаина Раневская - Как я была Пинкертоном. Театральный детектив

– Где вы видели Лизу в Тарасюках?

– Ну, эта…

Понимая, что Василий сейчас завязнет в словах-паразитах, я строго приказала:

– Все по порядку. Где вы были во время концерта?

Он буквально подобрался, даже руки по швам вытянул и уже безо всяких «эта» четко ответил:

– Курил на крыльце у запасного входа.

– Вы же не курите, Вася?

– Не, курил не я, курил мой сродственник, а я присутствовал.

– Дальше.

– Потом зашумели, скрипача вашего в больницу забрали. Я сбегал посмотреть, что да как, а потом вернулся. Ну, эта…

– Без эта! Где вы видели Павлинову?

Совсем без слов-паразитов Васе все-таки не удавалось.

– Ну, она с чемоданом вышла из задней двери, а этот чемодан взял…

– Что за чемодан?

Выслушав описание и еще кое-какие объяснения, я приказала Василию одеться, никуда не выходить и держать рот закрытым.

– Вы поняли?

Свистулькин молча кивнул, строго выполняя мой наказ.

Товарищ Строгачев не спал, моему появлению удивился, но согласился проследовать в салон, куда вахтенный матрос по моей просьбе уже собрал главных участников заварухи – Суетилова, Тютелькина и Гваделупова. Лизу я из некоторых соображений звать не стала, а Васю Свистулькина привела сама.

Компания требованию собраться посреди ночи даже не удивилась, понимая, что должно что-то решиться. Тютелькин привычно нервничал, Суетилов был мрачен, как филин на суку, даже Гваделупов не напевал и не тыкал пальцем в клавиши рояля.

Строгачев вошел в салон за нами со Свистулькиным, потому все решили, что вызвал именно он, каждый наверняка мысленно прикинул, все ли собрал для ареста. Потому, когда Строгачев, оглядев присутствующих и хмыкнув, устроился в большом кресле, на меня уставились три пары удивленных глаз. Василий топтался рядом, не зная, что делать, и не решаясь спросить.

– Не буду вас томить. У меня есть сведения, которые нам помогут.

Прозвучало несколько казенно, но сейчас не до стиля.

– Василий, расскажите, как выглядел чемодан.

К трем парам добавилась четвертая, несчастный Свистулькин не понимал, как можно разговаривать с закрытым ртом.

– Вася, теперь можно говорить. Опишите чемодан.

Свистулькин довольно толково, почти не экая описал кожаного красавца с медными заклепками.

– Знакомо?

На мой вопрос Суетилов пожал плечами:

– Кто же не знает? Чемодан Любови Петровны. Она его из Парижа в прошлом году привезла.

Гваделупов хохотнул:

– Что, все-таки уперли?

Несчастный Суетилов

Я попросила Василия описать молодого человека. Теперь все легко угадали Бельведерского – последнего любовника Павлиновой, который был красив, как молодой греческий бог, и туп, как бревно.

– Бельведерский. Но он остался в Москве, я его не взял, – сообщил Суетилов. Альфред Никодимович был хорошим директором, умеющим оградить личную жизнь подопечных от неприятностей. Любовник Примы на гастролях, в то время как муж остался дома, – неприятность еще какая.

– Василий, где вы видели этого красавца?

– Дак… в Тарасюках. Он чемодан взял и приказал нам с Панасюком привязать к пролетке, только крепко, чтобы не дай бог…

– Какой пролетке?! – взвыл Тютелькин. – В Тарасюках нет ни Бельведерского, ни пролеток!

– Дак пролетка-то панасюковская, из Касилова…

Строгачеву надоели мои детективные выверты, и он попросил:

– Руфина Григорьевна, вы не могли бы рассказать все сами?

Пока я рассказывала, Гваделупов время от времени издавал странные звуки, Тютелькин привычно хватался за голову и порывался побегать по салону, но тут же садился на место, а Строгачев пристально наблюдал, но не за мной, а за Свистулькиным. Правильно делал, так легче понять, не сговорились ли мы с Васей.

А суть была в следующем.

Свистулькин не видел большую часть концерта, потому что, выскочив по малой нужде, обнаружил возле запасного выхода пролетку своего «сродственника» Панасюка. Вообще-то, Панасюк жил и трудился в соседнем Касилове и в Тарасюках бывал крайне редко. Возможность поболтать с родственником привлекала Васю больше, чем созерцание сцен из спектаклей столичного театра, и он остался на крыльце.

Когда в Клубе поднялся какой-то шум, Свистулькин сбегал разузнать, в чем дело. Немного погодя шум стих, а на крыльце появилась Павлинова со своим знаменитым чемоданом. Из пролетки выскочил прятавшийся в ее тени Бельведерский, помог Приме устроиться, и они отбыли, не попрощавшись с Тарасюками и труппой тоже.

– Куда?! – возопил измученный неизвестностью Суетилов.

– В Касилов. Там железнодорожная станция и останавливаются поезда. Всего на минуту, но останавливаются.

– Глупости! – возмутился Тютелькин. – Чтобы Любовь Петровна сбежала с этим хлыщом?

– Меняйлов рассказал мне, что Любовь Петровна отправляла из Загогуйска телеграмму Бельведерскому, мол, завтра будем в Тарасюках. И отправляла в город с названием на «К». Я решила, что Меняйлов ошибся, телеграмма была в Москву Вадиму Сергеевичу, но теперь понимаю, что он прав. Это можно проверить?

– Оставайтесь здесь, – приказал Строгачев и исчез за дверью.

На некоторое время повисла тишина, были слышны только работа судовых машин и сопение Тютелькина.

Жалобный скрип дивана под массивным телом Гваделупова показался почти грохотом. Он сам, смутившись от произведенного шума, замер, но потом встал и принялся вышагивать. К тому, что мечется Тютелькин, все привыкли, он низенький, толстенький, но большой Гваделупов – это слишком.

Первым не выдержал Суетилов:

– Николай, сядь!

Тот послушно сел, помотал большой головой:

– Как могла Любовь Петровна сбежать с этим красивым дураком?

– С такими и бегут. Женщины нередко любят красивых глупцов. – Я сочла объяснение достаточным, но Гваделупов возразил:

– Да я не о Бельведерском! Как она могла забыть о выступлениях, о труппе, о том, что через два дня на дачу к САМОМУ?! Что с ней будет, если там не выступит?

Суетилов застонал, словно от зубной боли:

– Ко-о-ля-а… Я даже думать боюсь о том, что со всеми нами будет!

Снова повисло тяжелое молчание, только Свистулькин переводил глаза с Гваделупова на меня и обратно, словно кошка в ходиках. Его напряженное внимание навело меня на мысль, что этот подарок судьбы рассказал не все.

– Вася, вы что-то еще хотите сказать?

– Ага.

Четыре пары глаз впились в лицо Свистулькина в немом ожидании.

– Так это не она… – Вася кивнул в сторону выхода из салона, что, видимо, означало намек на Лизу, – была?

– Не она. Павлинова. Что еще?

– Не, все…

Мы ждали Строгачева долго, успели по очереди сходить в туалет, немного подремать, за окнами уже начало светать, когда в коридоре раздались наконец его чеканные шаги. Невольно все подобрались. Один Василий мирно дремал, свернувшись калачиком на диване. Но это к лучшему, чем больше Свистулькин спит, тем меньше от него вреда.