Влад Колчин - Музыка как шанс. Победить рассеянный склероз

Диму я застал за белым роялем. Он перестал играть. После недолгой паузы и пристального взгляда, выражающего удивление большой терции в минорном трезвучии, он спросил:

– Лошадь на парковке привязал?

Я оценил шутку.

– Сыграй что-нибудь.

Я открыл кофр, достал дудку, и мы сыграли.

– Работы здесь нет. Здесь играет Зуйков, но завтра нужна подмена, поскольку он в творческом запое. Придешь?

Я с радостью сказал: «Да».

Так я начал работать в Питере.

Поступив в Университет, я стал посещать местные джаз-клубы, один джем-сейшн сменял другой, появились новые знакомства, новые девушки продолжали интересоваться симпатичным саксофонистом не менее прежних. Город казался большим, а будущее интереснее прошлого.

Однажды я пришел на концерт, где играли очень хорошие местные музыканты, с целью познакомиться и по возможности поиграть с ними.

Услышав, как играет саксофонист Женя Стригалев, я не захотел играть. Я захотел слушать. Концерт закончился. Я шел домой в глубоких раздумьях. Моя «звездность» развеялась как пыль. Стало понятно, что завтра я проснусь очень рано и сразу отправлюсь с саксофоном на духовую кафедру Университета. Это было так же понятно, как понятно то, что этот подвал будет моим вторым домом на долгое время.

И так и вышло. Я просыпался обычно в восемь часов и шел заниматься. И возвращался в общежитие с закрытием Университета около одиннадцати вечера.

Одним дождливым утром месяца августа 1998 года, при полной секретности появления НЛО в небе деревни Тихая Заводь, финансовые сбережения отставших от элитного паровоза «отбросов» общества, превратились в еще более мелкую пыль, чем моя «звездность», услышавшая игру Жени Стригалева месяцем ранее.

Здесь я должен напомнить моему дорогому читателю, кто вошел в число «лохов»: пенсионеры, защитившие и поднявшие страну из руин после Великой Отечественной войны, учителя, врачи, ученые, деятели науки, культуры и другие. Мой отец, являясь офицером в отставке, хрестоматийным образом вписывался в эту категорию.

Офицер половину жизни копил деньги на улучшение жилищных условий и насколько я знал, перед дефолтом, уже подумывал: «Не поменять ли коммунальный барак с мышами, на не коммунальный барак без мышей».

Эта неимоверная куча денег хранилась в банке, где работала моя мать рядовым бухгалтером, рассчитывающим заработную плату сотрудникам банка.

Приблизительно в трех днях лета до Земли какой-то инопланетный разум пустил слух по банку, что рубли нужно срочно перевести в доллары.

Сообщение передавали друг другу, сомневаясь, в полголоса, в строжайшей тайне и надеясь, что все обойдется.

Если эти три дня еще можно было бы охарактеризовать как близкие к помешательству вкладчиков, то ночей у вкладчиков вообще не было.

Как выглядят доллары, отец плохо себе представлял.

Он сам и поведал мне эти тонкие подробности через пять дней после дефолта, сидя у меня в общежитии.

Я был удивлен его внезапному приезду. А более того – был удивлен его спокойствию.

«Неужто с потерей всех сбережений в нем проснулся философ», – подумал я в первые минуты нашей встречи.

– Я боялся, ты мать убьешь вместе со всем банком.

– А сколько тут комнаты стоят? – в полголоса ответил вопросом отец.

Я был без преувеличения шокирован. У него были доллары!

Следующий день начался для нас раньше обычного. Умирающая экономика страны билась в предсмертной агонии. Бешено скачущий то вверх, то вниз курс доллара, был олицетворением конвульсий финансовой системы, привычно преданной «вертящимися» родины. Люди бегали от одного пункта обмена валюты к другому, продавая рубли, покупая доллары, продавая доллары, покупая рубли, продавая рубли, покупая доллары… Это было похоже на суету умалишенных.

Офицер отважился сыграть в эту русскую рулетку. Ничего не понимая в экономических науках, он решил рискнуть, положившись на удачу и свою интуицию…

Мы стояли в комнате с огромным окном. Почти во всю стену. По Питерским мрачным меркам она была очень светлой. Свежий косметический ремонт добавлял ощущение тихого праздника, который, казалось, можно было спугнуть громким шепотом. Особенный уют пустой комнате придавал мелкий свежелакированный паркет.

Площадь комнаты была девять метров. Большего мы позволить себе не могли. Но были довольны и этим. В соседней комнате жил парень моего возраста по имени Коля.

Отец сказал: «Учись» – и уехал в Уфу. Я отправился в знакомый подвал духовой кафедры.

На следующий день, в моей комнате раздался телефонный звонок:

– Привет. Свободен вечером?

Это обычное многообещающее приветствие музыкантов.

– Да.

– Приходи в казино «Талион» к восьми. Сорок баксов. Пиджак, бабочка.

Сорок долларов – была серьезная сумма, которая обеспечила бы мне месяц беззаботной, студенческой жизни. В назначенный час я стоял на выходе из гримерки казино, в костюме и с саксофоном.

Ко мне подошел Зуйков и обозначил задачу.

– У них тут сегодня розыгрыш. Разыгрывают пять штук баксов. Хотя мне лично кажется, что не только. Мы выходим, поливаем по блюзу в фа мажоре пару минут вдвоем. Я – линию, ты – соло.

Потом наоборот, ты – линию, я – соло. По квадрату. Потом получаем бабки и сваливаем. Понятно?

– Куда уж понятнее… А что значит «не только»?

– Что не только?

– Ну ты сказал: «Разыгрывают пять тысяч баксов и не только».

– А-а, не только баксы. Ты в метро был сегодня?

– Только что от туда.

– Видел, сколько нищих стало?

Я промолчал.

– Вот их и разыгрывают.

– Они не такие, жизнь такая, им вертеться надо, иронично попробовал заступиться я за собравшихся обладателей дорогих украшений.

– А вот, смотри-ка, сейчас может и завертится кто…

По сценарной задумке дорогого праздника саксофонисты должны были раствориться в массе гостей и по условному сигналу неожиданно начать играть.

Выйдя из гримерки в игровой зал, Зуй вальяжно облокотился о колонну, стоявшую посреди зала.

Скрестив ноги, он закурил и взял бокал шампанского, который любезно предложил ему официант. Затем, поправив висящий на шее саксофон, театрально откинул полу расстегнутого пиджака и, выдыхая в потолок сигаретный дым, изрек в толпу буквально следующее:

– Россия гибнет, господа!

Далее он медленно глотнул из бокала и так же не спеша поставил его на поднос.

Почтенное собрание развернуло свои головы в его сторону.

Надо было видеть, как, с какой судорожной энергией замахал всеми частями тела режиссер развлекательной программы, вспомнив все условные знаки, которые ему были известны, и даже те, о существовании которых он никогда ранее не догадывался.