Даниил Любимов - Экипаж

– Может быть, на кораблях эвакуировать? – Зинченко, обращаясь к представителю авиакомпании, внешне он был спокоен, только жилка выдавала его состояние, но об этом признаке никто из посторонних не знал. А здесь все были посторонними – и все своими. Никого нельзя было бросить.

– Не получится на кораблях – не осталось их, – сказал тот. – Раненых повезли. Другие только к утру подойдут.

Сверху, будто клич громовержца, раздался зычный голос:

– Вы что, угробить нас всех здесь хотите? Чего мы ждем?

Раздувая ноздри, как взъяренная лошадь, на них смотрела гречанка. Смоляные волосы ее шевелились на ветру, спутанные на концах, и она походила сейчас на горгону Медузу.

– Людей ждем! – крикнула на нее Попова, в отчаянии глядя на гору.

– Каких людей? – сверкая черными глазами, спросила гречанка.

– Там люди остались!

– А мы кто? – гречанка широко повела изящной рукой. – Это вот не люди для вас?

– Да замолчите вы! – Попова едва сдерживала слезы. – Мы без них не полетим!

– Начальница нашлась! – высказала возмущение гречанка и, не считая больше нужным препираться с Поповой, повернулась к Вике: – А вы что ничего не делаете? Кто вам вообще самолет доверил?

Вика не реагировала. Она думала о том, где сейчас Андрей, Гущин и Валерка. В первую очередь – Андрей. Сегодня он был… Сегодня он был каким-то не таким. Впрочем, сегодня все было НЕ ТАКИМ. А может быть, в этом непривычном ключе она разглядела его истинного? Может быть, мальчик-стюардесса с девичьим лицом, маменькин сынок и ненастоящий мужчина – это и было выдумкой? Ее, Викиной выдумкой, ждущей в подтверждение того, что ты мужик, брутальности и даже грубости? А она, мужественность, может быть, вот – в перетаскивании на себе раненых, в заботе о них, в чутком слове женщинам, детям…

Вике было горько, очень горько отчего-то. К горлу постоянно подкатывал ком, суживал его в трубочку, давил изнутри. И хотелось плакать. Но не от страха, хотя и от страха тоже, а отчего-то еще – чего-то нового в ней и пока непонятного. Поэтому она не слушала ни вздорную гречанку, ни упоенную своим горем Попову, ни заходящуюся в визге Балашову, упиравшую на то, что ей непременно надо на материк, – никого. Она лишь бросала взгляды на гору и молилась про себя, хотя никогда не умела этого делать и сейчас говорила наугад, в надежде, что КТО-ТО свыше простит ей ее самовыдуманные слова.

Рядом что-то делала врач. Она и в этой ситуации не забывала о раненых, поочередно подходила к каждому – щупала, трогала, бинтовала, мерила температуру… Беспаспортный Крылов ходил за ней по пятам и безропотно выполнял мелкие распоряжения: подавал бинты, склянки с лекарствами, инструменты…

Ольга, дотащив носилки с мужем и сыном до самолета, обессиленная сидела прямо на земле. Олег с болью и жалостью смотрел на нее. Жену ему было жаль, а себя – нет. Маленький Сашка вцепился в руку Ольги и просил:

– Мама, давай поедем домой. Мне страшно.

– Поедем, сынок, – безучастно кивала Ольга, сжимая ручонку сына, а у Олега сердце рвалось оттого, что он ничего, совсем ничего не может сделать…

С нескрываемой тревогой в глазах Александра вышла из самолета и прошагала к Зинченко. Все проводили ее насторожившимся взглядом. Александра торопливо подошла к командиру и тихо сказала, стараясь держать себя в руках, хотя готова была закричать во все горло:

– Леонид Саввич, по радио сообщили – там совсем плохо. Лава идет на город. Скоро тут будет. Очень скоро! – не удержавшись, вскрикнула она, и к ним тут же повернулся десяток голов.

Леонид Саввич успокаивающе поднял руку, стараясь не хмурить брови, но они словно прилипли к переносице.

…А лава неукротимо надвигалась. Она змеей уже пробралась в город, выжигала дома и улицы, с шипением растворяла их и спешила дальше, пожирая все подчистую, как изголодавшийся зверь.

Существует мнение, будто ад находится в центре земли. Сейчас казалось, будто здесь, на одном из островов Тихого океана, земля прохудилась, и из образовавшегося отверстия вся жуткая адова сущность полезла наружу.

Неожиданно над головами скучившихся внизу беженцев послышался вой. В общей массе жутких звуков не все обратили на него внимание. Однако в небе появилась приближающаяся точка, и первой ее заметила Балашова и рванулась туда – это был самолет!

Заметил это и Петя и, возбужденно дернув за собой Машу, шепнул:

– Пошли!

– Куда? – растерялась та.

– Ты что, не видишь? Это самолет иностранной авиакомпании! – затараторил Петя. – Пока наши тут ковырялись – иностранцы помощь прислали! Пошли, пока места не заняли!

– А Максим Петрович? – не хотела идти, вывинчивала руку из Петиной Маша.

– Да ну его! Вечно он в последний момент куда-то девается! Поди, снова пепел собирает.

– Я без Максима Петровича не полечу! – всегда кроткая Маша стала сама решимость.

Петя раздумывал недолго.

– Тогда держи! – он сунул ей рюкзак и со всех ног помчался к садившемуся самолету.

Там уже стояла Балашова, от нетерпения притопывавшая ногой. Дверь открылась, и она втиснулась в нее, расталкивая локтями стоявших в очереди беженцев. Петя успел вбежать в последний момент. Двери закрылись.

– Ну, вот видите, самолет же взлетает! – ухватилась за Вику гречанка. – Давайте тоже садиться, что вы стоите! Вы не можете нас оставить! Мы же погибнем!

Вика отрицательно качала головой, ища глазами Зинченко – сигнала к посадке от него не было.

– Полоса короткая, – обосновал свое решение командир.

– Да что вы врете-то! – возмутилась гречанка. – Вон же самолет взлетает!

И тыкала пальцем вперед, где самолет уже выруливал на взлетную площадку.

По полю к нему несся служитель аэропорта, отчаянно размахивая светящимися палочками и запрещая взлет. Гречанка надрывалась во всю мощь зычного тембра. Зинченко оставался окаменевшим.

– Не слушайте ее! – вступилась Попова и одернула гречанку: – Без вас разберутся! Сказано нельзя – значит, нельзя!

– А ты чего лезешь? – взбешенная гречанка готова была вцепиться Поповой в волосы.

Пошла цепная реакция: люди, видя, что рядом кто-то может спастись, а они сейчас проворонят свой счастливый билет, заголосили на разные лады. Спонтанно произошла разбивка на два лагеря: одни ратовали за то, чтобы лететь, другие в страхе молили о том, чтобы подождать еще.

Вика встрепенулась, поднялась, вспомнила о своих профессиональных навыках и вместе с другими бортпроводницами пыталась унять поднявшийся хай. Гречанка, махнув рукой, побежала догонять самолет. Но тот уже набрал ход и, урча на ходу двигателями, должен был взмыть в небо…

Зачирикали недовольно китайцы Лю и Чен, высыпая обвинения на головы друг друга, замахали тоненькими ручками-прутиками… Гречанка остановилась, в бессильном отчаянии заломила руки, глядя на уносящийся вперед самолет, опустилась на землю.