Наталия Терентьева - Страсти по Митрофану

Эля помнила, как ей жалко было мальчика, ей казалось, что такого позора она бы не перенесла. В музыкальной школе, в которой они, оказывается, учились параллельно в течение семи лет, она его не видела никогда. Как такое могло быть, Эля не понимала. Смотрела мимо. Не останавливались на нем глаза.

К весне этого года Митя уже состриг все крашеные волосы, которые ему так не шли, у него быстро росли его мягкие каштановые кудри – легкие, не круто закрученные, приятные, шелковистые.

К Женскому дню Эля готовила номер с мальчиком Гошей, на год младше, который занимался в детской вокальной студии «Арпеджио», известной на всю страну. Ей хотелось спеть дуэтом про весну, про любовь, она нашла симпатичную песню, учила ее, вспоминая Валерия Игнатенко, хорошенького аспиранта Академии имени Гнесиных, который в прошлом году проходил практику в музыкальной школе и который ей так нравился – издалека, она с ним даже толком вживую и не разговаривала. Ему двадцать семь, ей четырнадцать – о чем говорить… О том, что скоро и ей будет восемнадцать, и тогда они смогут встречаться, а сейчас лишь переглядываться и переписываться Вконтакте, смущая друг друга несбыточными пока желаниями? Несбыточными, а для Эли так просто преждевременными. Но желания рождаются в той части тебя, которая не понимает, что прилично, а что – нет, что еще рано, а что может привести тебя в плен, в полную зависимость, которая определит твою судьбу, изменит ее, а то и сломает… Эля с Валерой встречаться не стала – он пару раз предлагал, во время ночных разговоров Вконтакте. Странные они, эти разговоры, когда не видишь собеседника, хотя бы не слышишь голос. «Да», «Почему?», «Наверно, нет» – можно прочитать совсем по-разному. Как захочешь, как и прочтешь.

После тех переписок Эля для себя решила – ей это не подходит. Те юноши, кто уже вошел во взрослую жизнь, ей пока не товарищи. Решила сама, ничего не рассказывая матери. Лариса обязательно поделилась бы с отцом, ее родители – образцовая пара, друг от друга секретов нет, поэтому ей приходится решать многое самой. Они бы очень удивились, узнав, что Эля часто чувствует себя одинокой в их благополучной и дружной семье. А как не чувствовать? Если они – вместе. А она – одна.

Песня, которую Эля нашла, очень соответствовала ее настроению этой весной. Что-то несбыточное, что прошло мимо, тревожное и радостное ожидание новых, неизведанных, волнующих чувств… Сложная мелодия на два голоса. Нужен второй, хороший, уверенный мальчишеский голос, после мутации, который может спеть и верхние, дискантные ноты и иметь плотные, уже мужские низы.

Хорошенький улыбчивый Гоша учил-учил песню, да так и не выучил. Слов не знал, мелодию перевирал, партию свою не держал.

– Фу ты, Гоша… Только зря я на тебя столько времени потратила!

– Не зря, я выучу…

– Когда, Гоша? Времени – четыре дня до концерта осталось!

– М-м-м… – заныл Гоша. – Ну вот, какая ты…

– Не ной, ты что! Слушайте, ну вы вообще не мальчики, а я не знаю что…

– Эль, сложная мелодия, сразу не выучишь…

– Как же вы выступаете на концертах? – удивилась Эля. – Я видела афишу – у вас этой зимой были концерты в таких роскошных залах… Билеты продавались везде, реклама по телевизору, в сети…

– Так мы же поем под хороший плюс! – искренне ответил Гоша.

– В смысле?

– Да как! Кто же будет рисковать петь живым голосом? – наивно объяснил мальчик.

– Как это? А какой смысл в таком пении?

– Ты не понимаешь, – начал рассказывать Гоша. – Мы записываем в студии, много раз, потом режут, делают хорошую фонограмму, те, кто петь не умеют, не записываются…

– А они потом на сцену выходят, те, кто петь не умеют? – засмеялась Эля.

– Конечно, выходят!

– А делают что?

– Подпевают, танцуют… Микрофон же выключен! Ну что ты привязалась! Все так поют!

– Не думаю, – покачала головой Эля. – Не думаю, что все поют под хорошо сделанную фонограмму, чужую причем… Ладно, Гоша, проехали! Вот почему ты песню выучить не можешь и голос не держишь!

– Все я могу, – обиделся Гоша. – Не хочу только. И времени у меня не было. У нас столько выступлений за этот месяц. И репетиции каждый день.

– Хорошо, свободен! – кивнула Эля.

– Тебе сколько билетов принести на наш концерт? У меня есть штук пятнадцать…

– Нисколько.

– Потом сфотографироваться можно с гостями. Звезды будут… Всего тридцать евро фотография, поставишь Вконтакте…

– Свободен.

Разобиженный Гоша поплелся на урок, а Эля подошла к Елизавете Константиновне, энергичной учительнице, ответственной за концерт, и предупредила ее:

– Мне придется песню поменять. Я другое спою, сольно, дуэта не будет, Гоша песню не выучил.

– Да ничего подобного! – всплеснула руками Елизавета. – Как это поменять? На что? Мы уже ее в сценарий вплели, песня уж больно такая… весенняя… Слушай, а я тебе сейчас Бубенцова приведу… Он ведь тоже поет, ты не слышала его на вечере романса? Иван Селиверстович делал концерт. Миленько так было, душевненько…

– Нет, я не люблю романсы, – пожала плечами Эля.

– Ладно! Не в романсах дело…

– И Ивана Селиверстовича не люблю. От него пахнет мышами.

– Теплакова!..

Элька вздохнула. Если бы только мышами…

– Бубенцов – это математик из десятого класса? – спросила она.

– Математик? – удивилась Елизавета. – Не знаю. Он у меня в группе по английскому, очень хорошо учится, старается в этом году. Я думала, он больше гуманитарий… Не важно. Сейчас я тебе его приведу.

Елизавета сходила куда-то и через пять минут привела в зал взлохмаченного, симпатичного, смущенного мальчика, с немного грустными и одновременно внимательными карими глазами.

– Это – Бубенцов? – крайне удивилась Эля. – Ты – Бубенцов?

– Ну да. А что?

– Я тебя не так себе представляла… Нам столько про тебя Наталья Петровна рассказывала…

– Так, Теплакова, вот тебе партнер, и чтобы дуэт был. Не будет она петь! Да мы весь сценарий концерта на твоей песне завязали. Слова там у тебя такие… «Пойдем в переулках весны…» Чудо! Мы же уже переулки нарисовали даже! Виртуальные! По ним и остальные бегать будут! И матросы у нас есть, танец такой, и посвящение любимому учителю – тоже в переулочке выходит ансамбль, а навстречу – любимая классная… Такое оформление придумали… Закачаешься! Давай, учи. Вот тебе Бубенцов, отпрошен с двух уроков. Он весь твой. – Елизавета подмигнула Эле. – Тебя тоже сейчас отпрошу. А ты, орел, старайся, ясно? А то двойку по английскому поставлю. Чтобы песню мне к завтрашнему дню знал. О’кей?

– О’кей, – растерянно кивнул мальчик.

Елизавета ушла, они с Бубенцовым остались одни в большом актовом зале. Эля с большим сомнением напела песню.

– Попробуешь? – спросила она Бубенцова.