Наталья Нестерова - Лялька, или Квартирный вопрос (сборник)

Я остановилась как вкопанная, потому что по мозгам ударила очевидная мысль:

– И со мной будешь так? Двойная жизнь, мораль, политика? На словах одно, на деле – другое?

– Никогда! – со смешком и потому недостаточно искренне заверил Саша. – С тобой на деле будет по-другому. Сейчас малую толику этого дела продемонстрирую.

Он затащил меня в темную подворотню, где мы долго целовались, и я забыла о своих опасениях.

Родителей решили знакомить на нейтральной территории, в ресторане.

По тому, как тщательно были уложены волосы у мамы и у Елизаветы Григорьевны, по их новым, магазинно-свежим платьям можно было догадаться, что готовились серьезно. Папа, у которого к вечеру обычно вырастает темная щетина, был выбрит, закован в костюм, придавлен галстуком и белой рубашкой. Для родителей этот ужин – важное событие. Для меня и Саши – вынужденное мероприятие.

Смущение первых минут скрасило долгое выбирание блюд. Всем хотелось проявить щедрость и размах, но мешало осознание, что столько не съесть. Официант стоял около нашего столика и нетерпеливо постукивал карандашом по блокноту.

– Не вибрируйте, молодой человек! – велел ему Саша.

Все-таки мой муж, пока жених, станет большим человеком и начальником! Он умеет короткой фразой, взглядом, движением бровей навести порядок вещей и указать человеку на его место. Если он научится достойно проигрывать, не тушеваться, не бояться остаться в дураках, ему цены не будет! Я обязана ему в этом помочь. И как же мне повезло, что я встретила Сашу! Боженька, спасибо!

– Не пью, – накрыл папа рюмку ладонью, когда принесли спиртное.

– Давно? – спросил Саша.

– Как язва открылась, – выступила моя мама.

– Язва передается по наследству? – насторожилась Елизавета Григорьевна.

– Папина не передается, – успокоила я.

Застолье покатило мирно и культурно. Беседуя о политике, погоде, обсуждая телевизионные передачи и телеведущих, родители умудрялись исподволь выуживать необходимую информацию. Откуда родом, образование, профессии, наличие близко и далеко живущей родни, уровень материального достатка, наличие автотранспорта, дачных участков, долгов и приработков.

«Им бы дипломатами служить или разведчиками», – подумала я. Подмигнувшему мне Саше, похоже, пришла та же мысль. Мы часто ловим себя на одинаковых мнениях.

Испортил все Саша. Потом говорил мне, что из мужской солидарности уговорил папу выпить. На мой же взгляд, солидарность должна заключаться в том, чтобы не провоцировать непьющего человека. Играть на слабостях – подло! Мы даже поссорились. Полчаса, наверное, ссорились. Пока не помирились известным способом с помощью поцелуев.

Тогда, в ресторане, Саша призывал моего папу:

– Рюмку водки, а? Такое событие, помолвка, можно сказать. Язву продезинфицировать?

Под столом я изо всех сил стукнула каблуком Сашу по ступне. Он крякнул и убрал ногу, но уговоры продолжил. Мама испуганно округлила глаза, я заерзала на стуле. Нам обеим прекрасно известно, что папа не переносит насилия над его волей с нашей стороны. Если мы будем им командовать, то добьемся противоположного результата. Папа принимает только те ограничения, которые сам на себя взял, а наши с мамой воспринимает как шантаж.

Но тут мы забыли о мудрой семейной политике.

– Тебе нельзя! – строго заявила мама.

– Ты обещал! – напомнила я.

Папа посмотрел на нас, усмехнулся и обратился к Саше:

– Наливай!

Елизавета Григорьевна явно заподозрила, что мой папа – хронический алкоголик, чью пагубную страсть скрывают жена и дочь. Елизавете Григорьевне и досталось.

Через несколько минут папа за нее принялся:

– Значит, вы преподаете в школе детям великую русскую литературу? Тогда ответьте, любезный филолог! В названии романа «Война и мир» Лев Толстой какой мир имел в виду? Мир – как отсутствие войны или мир – как вселенную?

– Многозначность слова «мир», – покровительственно улыбнулась Елизавета Григорьевна, – придает названию этого великого эпоса особое значение.

– Точнее, какой все-таки «мир»?

Мой папа так просто не отстанет.

– Оба. Оба значения этого слова.

– Неверно! – громко обрадовался папа, и люди за соседними столиками повернули к нам головы.

– Ты хоть тише, – обреченно попросила мама.

– Ошибочка, «двойка»! – выставил папа оценку Елизавете Григорьевне.

– Почему же? – вспыхнула та. – Да, в девятнадцатом веке существовало два написания: «мир» через «i» с точкой и современное. Они действительно отличались по смыслу…

– Теплее, теплее, – кивнул папа, словно они в загадки играли, и Елизавета Григорьевна была близка к правильному ответу.

– Родную мать на растерзанье подсунул! – процедила я Саше.

– И поскольку осталось единственное написание, – продолжила Елизавета Григорьевна, – ваш вопрос не имеет смысла.

– Но Толстой-то как озаглавил? Выпьем за классика!

После того как выпили, мама попыталась сменить тему:

– Не хотите ли, Елизавета Григорьевна, в следующие выходные поехать с нами на дачу? Клубника поспела…

– Толстой отдельно, – папа не давал себя сбить, – клубника отдельно. Ну, филолог?

– В литературоведении эта проблема не освещена, – пошла на попятную Елизавета Григорьевна.

Я, забыв все приличия, схватила папу за галстук, притянула к своему лицу и отчетливо сказала:

– Или ты заткнешься, или я тебе не дочь!

– Почему же, Маша? – неожиданно стала на защиту моего батюшки Елизавета Григорьевна. – Мы обсуждаем интересный литературоведческий вопрос.

А папа понял, что я не шучу. Да и выпил он еще немного, до стадии циклических рассказов и икания еще не хватало пол-литра.

– Маняша, дочка! Я же ничего! Это Толстой написал через «i» с точкой, земной шар, а не отсутствие войны.

– Официант! Официант! – замахала, призывая, мама. – Пожалуйста, побыстрее, чаю, пирожных и…

– Коньяка! – добавил Саша.

Так мой папа впервые за многие застолья получил десерт с коньяком.

Дарья была не первой, у кого разошлись родители. Когда учились в пятом классе, отец Мишки Купцова сделал семье ручкой. Через два года мама Наташи Суворовой влюбилась в хирурга, который удалил ей бородавку, и ушла жить к бородавочнику. Мишка и Наташка очень переживали. У Мишки появился тик, дергался глаз и прозвище Моргало приклеилось. Наташа закурила, яростно и много смолила – назло врачам и всему Минздраву, который предупреждает.

Они сидели на бульваре. Наташа, задрав голову, практиковалась в пускании колечек дыма. Мишка чертил прутиком на дорожке. У него эта привычка с детства. Даша помнила, как он рисовал кораблики и танки, а теперь его абстрактные художества сильно смахивали на женский торс.