Ариадна Борисова - Черкашины

…Навстречу шла Маринка, и по её сжатым плечам, по горестному лицу Даша сразу сообразила: случилась беда.

– Мама, ты только не волнуйся, – сказала дочь деревянным голосом, – папа звонил… Мальчики пропали.

– Как это – пропали?..

– Отпросились на улицу поиграть, папа посматривал на них в окно. И вдруг они исчезли.

– Когда?

– Недавно, всего час назад… или два…

Чувствуя, как земля уходит из-под ног, Даша машинально набрала номер Кирилла.

– Почему ты не позвонил мне?

– Я позвонил в полицию.

– И что?

– Их найдут.

– А если…

– Их обязательно найдут, Даша! Езжай домой. Тихо езжай, не торопись…

Стало трудно дышать – какой-то звериный, животный ужас перехватил горло. Проклиная свою склонность к преувеличению опасности, когда это касалось детей, Даша прислонилась к грязной машине и закрыла глаза. Страшные видения мелькали перед глазами. Ослабшая до неспособности шевельнуться, она полулежала на капоте и, несмотря на грохот в висках, с абсолютной ясностью слышала всё, что происходит извне и внутри. Слышала многоязыкий говор, людское коловращение и шаркание сотен ног, а в ней ворочался, сердито пинаясь, ребёнок. Ему недоставало дыхания. Даша всей грудью вдохнула резкий воздух. Нельзя поддаваться панике, она в себе не одна.

– Мама! – почудился тонкий голос далеко-далеко, и сердце затрепыхалось в тисках кричащей боли. Ну вот, не хватало галлюцинаций в ошпаренном страхом мозгу…

Но нет, это была не галлюцинация. Обострённый надеждой слух превратился в устремившиеся во все стороны бумеранги, Даша теперь почти не сомневалась, – Никиткин голос продолжал взывать к ней: «Мама, мама!» Протянув руки, как слепая, она пошла на зов сына.

Толпа у лестницы, колышась, меняясь, всходя и топчась на месте, слушала песню. Даша еле протиснулась в толпу спиной вперёд, чтобы защитить живот, и повернулась.

«Имеющий глаза да вылупит», – говорит лысый телевизионный Дима в чёрных очках. Не веря собственным глазам и ушам, Даша уставилась на привычное зрелище, неуместное здесь, как изысканный палантин над испачканным говяжьей кровью халатом.

Никитка пел, по обыкновению взмахивая руками, и пушистые варежки на резинках, пришитых к обшлагам куртки, синими птахами летали вокруг. Костя с невозмутимым лицом стоял в шаге от Никитки с новогодней «шарманкой» на шее и крутил ручку от швейной машинки. Зрители бросали горсти денег в открытую щель, монеты звякали глухо – ящичек был полон не только копеечной мелочью. Вместо картинки с Дедом Морозом на нём желтело солнце и цвели ромашки, нарисованные не очень умелой Костиной рукой, а поперёк старательно было выведено большими красными буквами: « На падарк маме ».

Тихо охнув, Даша спряталась за чью-то спину и прижала ладонь к животу: угомонись, маленький, слышишь – брат твой поёт…

– Я плыву по морю, – пел Никитка.

– Мама, – прошептала в ухо вынырнувшая из толпы Маринка, – я позвонила папе, всё хорошо.

Даша с трудом выдавила:

– Марина, прекрати, пожалуйста, этот концерт.

Глаза у дочери страдальческие, на щеках раскраснелись пятна нервного румянца.

– Да люди на телефоны снимают, выложат на «ю-тьюб», вот будет позорище…

– Не напугай мальчиков, – опомнилась Даша, – ни о каком позорище чтобы речи не было. И ни в коем случае не говори, что я их видела. Привезёшь на автобусе.

– Давай, лучше я, – высунулся из-под локтя Владик, – а то Маринка разревётся и всё испортит.

– С чего это я разревусь?

– Ты уже ревёшь – вон, щёки мокрые.

– Это от стыда, дурак!

– Сама такая… А давай вместе? Только пусть мама сначала уедет домой, а я схожу в туалет.

– Иди в свой туалет и езжай домой с мамой. Я сама малышей отвезу.

Даша побрела к машине.

Она шла и плакала, и ей становилось легче. Со слезами из неё вытекали страх и боль. Потом Даша плакала, сидя в «Суксиде». Безымянный мальчик всё ещё дрыгался в животе. Даша припудрила нос и подкрасила губы: ну всё, всё, успокоились. Твои братья нашлись, а скоро в мире появишься ты и увидишь свою семью… свой дом, где живёт твоя мама и стряпает пирожки.

– Поехали, мам! – возбуждённым шёпотом закричал прибежавший Владик. – Они тоже поехали – на автобусе! Я проводил их на остановку, они меня даже не заметили! Маринка мне за остановкой сказала – это Костя всё придумал и сам написал!

– Да уж понятно, что сам…

– Они просто не знали, что папа уже заработал деньги в ресторане.

– В каком ресторане? – опешила Даша. – Когда?!

Мальчик замер с непристёгнутым ремнём в руке.

– Владик, – ласково сказала она, – я тебе обещаю: папа ничего не узнает до тех пор, пока всё всем не станет известно.

– Я думал, что ты… что тебе… – забормотал мальчик, – я думал, ты знаешь…

– Очень хочу узнать.

– Ну… в общем, папа вчера пел в ресторане, где играет дядя Наиль. Папа же хорошо поёт, почти как Никитка… Там какая-то большая организация 8 Марта справляла. Они договорились, и дядя Наиль повёз папу. Ему на сцене специально стул поставили, чтоб он не стоя пел и без костылей. Папа много денег заработал, даже больше, чем дядя Наиль…

– Владик, поправь, пожалуйста, пакет, из него сейчас фарш выпадет, – попросила Даша, заводя машину.

– Мы сегодня будем делать пельмени?!

– Завтра. А послезавтра как следует уберёмся дома, ведь через два дня уже праздник.

– Я Маринке и Сонечке кое-что интересное на Восьмое марта придумал, – не вытерпел Владик. – И тебе… Но пока не скажу, ладно?

– Ладно, – засмеялась Даша, и Черкашины поехали домой.