Марина Алиева - Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга третья

Взбешённый Бэдфорд прекрасно понял всю подноготную этих заверений и тут же принялся расшаркиваться с шотландцами, много лет последовательно и верно соблюдавшими союзный договор с «дофинистами». Вероятно, желал при развале одного союза тут же развалить и другой. Но с этой стороны Шарль подвоха не ждал. Чтобы уговорить шотландцев забыть прошлые обиды, понадобится не один год. У этих крестьян, не умеющих носить штаны, зато отменно стреляющих из луков, слишком раздутые и закостенелые представления о собственном достоинстве, из-за чего быть им в вечном подчинении у других – у тех, кто своё достоинство умеет обернуть себе же на пользу. Таких, к примеру, как Филипп. Этого надо лишь подтолкнуть, чтобы достоинство оскорблённого тут же сменилось достоинством великодушного. Он политик. Для него понятия «прошлые обиды» не существует, и то самое пресловутое достоинство напрямую зависит от того, насколько ловко устроены дела. Но сейчас толкать его надо не дрожащей дланью «Вьеннского дофина», который «без причины назвался королём», как называл его во всех письмах Бэдфорд, а рукой, тоже способной собраться в кулак.

Вот поэтому присутствие Жанны в войске, посланном к границам Бургундии, было особенно кстати, учитывая то, что страх перед ней у противника ещё не выветрился. «Если она снова начнёт побеждать, – размышлял Шарль, – Филиппу придётся идти на открытый союз со мной. Это будет компромисс, а нет ничего губительнее для такой натуры, чем вынужденное следование компромиссам. И, что самое смешное, в этом случае он не сможет даже пригрозить разоблачением Жанны, как самозванки, потому что слова побеждённых – это всего лишь слова побеждённых. Разве слушала Европа, когда англичане кричали всем, что она ведьма?..

Если же наша Дева снова, как всегда, полезет на рожон и в этот раз оплошает, тоже будет неплохо! Все лишний раз убедятся, что моя осторожность… моя КОРОЛЕВСКАЯ осторожность – это не пустая прихоть, а тонкий политический расчёт… Или нет! Пускай, всё-таки, это будет Божья воля».

Шарль уже привык к мысли, что Господь на его стороне, и убедился, что мысль эта эффективнее прочих.

* * *

Было решено осадить крепость Ла-Шарите на Луаре, и послушный д'Альбре двинулся в поход незамедлительно. Жанна, ещё питавшая надежды на то, что в благом деле освобождения Франции все единомышленники, поехала с ним. Теперь на военные советы её приглашали весьма почтительно, но слова не давали. Если же она сама начинала что-то горячо предлагать, выслушивали невнимательно с явным нетерпением, давая понять, что её вмешательство лишь помеха в обсуждении собственных планов.

Однако, сторонники Жанны нашлись и в этом войске. С их помощью удалось уговорить д'Альбре начать осаду крепости Сен-Пьер-ле-Мутье, к которой французы подошли 4 ноября. Ходили, правда, слухи, что, дав согласие на штурм, д'Альбре грязно выругался и в узком кругу своих приближенных сказал: «Если эту чёртову девку сегодня подстрелят, я лично выпью за меткость бургундского стрелка». Но крепость, тем не менее, осадили и штурмовали.

Поначалу безуспешно. Крепкие стены, многочисленный, яростно сопротивляющийся гарнизон и активная помощь населения Сен-Пьер заставили французов отступить после первой атаки. Возле городских рвов задержалась только жалкая кучка солдат, среди которых д'Олон, легко раненный во время штурма, разглядел и Жанну. Совершенно вымотанная, расстроенная, она стянула с головы шлем и на все уговоры отступить отвечала упрямым отказом.

Оруженосец похолодел. За все прошедшие бои, д'Олон привык целиком отдаваться сражению, потому что знал – Жанну окружают неусыпной заботой высокородные господа – де Ре, Ла Ир, Алансон, или их рыцари. Но сейчас вокруг девушки он увидел так мало людей! И этот снятый шлем!.. Как только со стен Сен-Пьер рассмотрят, что это именно Жанна, её изрешетят стрелами – лучшей мишени не придумать! Какой-то рыцарь из оставшихся пытался её загородить. Но его доспехи, повреждённые, помятые и кое-как заклёпанные обозным кузнецом, были слабой защитой даже для него самого. Куда им до брони герцогов и баронов! От одной, ну, даже от двух стрел ещё уберегут, да и то, не рыцаря, а Жанну, которую он закрывает, а потом что?!

Соскочив с коня оруженосец подбежал к оставшемуся отряду.

– Жанна! Почему ты одна?! Уходи сейчас же, здесь нельзя!.. Если увидят со стен?!!! Где солдаты?! Кто дал приказ тебя оставить?!

Жанна, глядя в какую-то, видимую только ей, точку на земле нервно дёрнула головой. Губы её побелели, когда она, почти по слогам, медленно выговорила:

– Я не одна. Со мной пятьдесят тысяч моих солдат. Мы уйдём отсюда только туда.

Она махнула рукой в сторону городских ворот.

– Всё время это повторяет, – растеряно сказал д'Олону рыцарь в помятых доспехах. – Может, у неё видения?

Д'Олон потянул Жанну за руку.

– Нужно уходить… Тебя вот-вот заметят…

На стене перед ними уже замелькали остроконечные шлемы бургунцев. Понеслись команды по цепи, и тетивы на луках готовы были натянуться.

Откуда-то к оставшимся под стеной подбежал ещё один отряд французов.

– Что нам делать, Жанна?

– Отступать, – буркнул им д'Олон.

Но тут девушка словно очнулась.

– Нет! Хватайте вязанки, доски, всё, что найдете, чтобы навести мост через ров! Подойдём к стенам вплотную, доставим лестницы… Мы возьмём этот город, потому что с нами Бог! Жан, – крикнула она д'Олону, – скачи, верни остальных! Осталось всего одно усилие и мы победим! Я это обещаю, так и скажи!

Солдаты засуетились, видя такое воодушевление. Кое-кто уже подтаскивал доски от телег, привезённых под стены с началом штурма, другие бросились помогать. Рыцарю в битых доспехах протянули подобранный кем-то большой щит, чтобы надёжнее прикрыть Деву. Оруженосец тоже не стал мешкать. Бегом возвращаясь к брошенному коню, он закричал что есть мочи, чтобы слышно было даже на городских стенах:

– Видение! У Девы было видение! Мы победим сегодня!!!

Отступающие остановились. Несколько рыцарей, не вложивших ещё мечи в ножны, вскинули их над головой, созывая своих людей. Разгоряченные недавним штурмом солдаты, озлобленные неудачей и понукаемые желанием всё-таки взять своё, охотно кинулись назад, хватая по пути всё, что могло пригодиться при строительстве моста. Со стен посыпались стрелы, но те, кто уже роился во рву и около него прикрылись щитами и ещё не пущенными в дело досками. Каким-то чудом, словно удвоив силы, они навели мост очень скоро, и вот уже первые осадные лестницы, пружиня, уперлись в стену под просветом между зубцами крепостной стены. Два бургундских лучника, будто сросшиеся спинами, тут же высунулись, пустили по стреле и отпрянули. На их месте немедленно появились новые. Ещё несколько стрелков рассредоточились по бойницам воротной башни. И хотя стрелять оттуда по ползущим по лестнице французам было не слишком эффективно, они старались поразить тех, кто достраивал наведённый мост.