Марина Алиева - Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга третья

Но Рене так не считал. Сразу после разговора с Клод он решил поискать Шарло, чтобы узнать о хромом господине, но, едва отвернулся от девушки, как наткнулся на де Ре. И взгляд, который барон бросил в спину уходящей Клод, и которым потом окинул герцога, озадачил Рене весьма и весьма… Так смотрят обманутые мужья… незадачливые любовники, которым предпочли других, но никак не рыцари, взбешённые отказом от поединка. Рене-то, как раз вызов де Ре принял…

«Он что, влюблён? – подумалось герцогу. – Смешно… Надеюсь, не в мальчика? Хотя, за де Ре подобных шалостей никто не замечал… Но, если он увлечён не мальчиком, то, выходит, знает, что Клод – это Клод, а никакой не Луи, паж Девы?! Как интересно! Он сам догадался или матушка позволила слухам расползтись?.. Надо, надо поговорить с ней, а то, судя по всему, я слишком долго был вдали от этого двора…».

Но у трибуны для знати, где Рене рассчитывал отыскать мадам Иоланду, а заодно и Шарло, он узнал, что герцогиня уже удалилась вместе со слугами и младшим сыном, которому, как и король Ришемону, (правда, по другим соображениям), запретила участие в турнире.

Как раз, был объявлен перерыв – король тоже удалился в свой шатёр отобедать. И герцог решил было вернуться в лагерь, чтобы немного отдохнуть перед состязанием с де Ре. Но, опять же, сделал шаг и замер. Позади трибун для знати он снова увидел хромого господина. Тот беседовал с Ла Тремуем, лицо которого было слишком озабоченным, чтобы эту беседу можно было принять за случайную, или посчитать обычным обращением просителя к влиятельному министру.

Значит, один из людей братца Шарло шпионит для Ла Тремуя! Вот и новая странность! И крайне неприятная! За кем он следит? За Рене? Но зачем?.. Ничего предосудительного за герцогом нет – с этой стороны Ла Тремуй матушку ничем не подденет… Но, если не за ним, тогда…

У Рене спутались все мысли. Из того обстоятельства, что Ла Тремуй послал кого-то следить за Клод, вывод был один – паж Девы, ничем не примечательный, мог интересовать этого интригана только в одном случае – если правда о девушках из Домреми каким-то образом стала ему известна. И тут же вставал новый вопрос: какая именно правда? А за ним – всё то же: каким образом она стала известна и де Ре, и Ла Тремую?

Желание немедленно поговорить с матушкой боролось в Рене с турнирным азартом и долгом. Отказать барону?.. Нет, невозможно! Герцог совсем не хотел лишаться единственного противника в бое на булавах, как впрочем и отказываться от самого боя. Кто бы и зачем ни следил за ним или за Клод, в последнем разговоре, явно подслушанном хромоногим, ничего опасного не было… А ревнивый взгляд де Ре вызывал, скорей, любопытство, нежели тревогу. В любом случае, Рене рассудил, что за пару часов ничего не случится, а потом он сразу пойдёт к матушке и, возможно, всё разъяснит…

Но, сразу не получилось. Всю свою свирепость или ревность де Ре выместил булавой на щите и доспехах герцога. Рене, конечно, победил, но победа далась ему трудно. Ушибленное плечо потребовало больше внимания лекарей, чем показалось сначала, и с доспехами следовало немедленно отправить оруженосца в какую-нибудь кузню. А там, за всеми заботами, подошёл и вечер. Хорошо было только то, что появилась достаточно веская причина не ходить на традиционный турнирный пир, особенно после того, как стало известно, что мадам Иоланда туда тоже не собирается.

Так что Рене сам Бог велел поехать и справиться о здоровье матери.

Герцог шёл по пустой тёмной галерее, принюхиваясь к знакомым запахам. Как всё-таки странно, что несколько пыльных драпировок, пара сундуков, скамеек и, что там ещё привезли для матушки из Анжера, могут таить в себе столько напоминаний! О детстве, о коротких приездах из Лотарингии, о шутливых сражениях с отцом на турнирных мечах… Рене вдруг вспомнил лицо герцога Луи так ясно, будто видел его вчера, и легко вздохнул. Он не был привязан к отцу так же сильно, как к матери, но до сих пор помнил свой детский восторг перед высоким сильным мужчиной в доспехах немыслимой красоты! Почему-то в воспоминаниях отец всегда представал перед Рене именно в таких доспехах, хотя в те их редкие встречи, которые можно было осмысленно вспомнить, он неизменно был одет в простой камзол, расстёгнутый на груди так, что видна была нижняя рубашка из грубого сукна, да в плотные штаны из размягчённой кожи, в которых так удобно ездить без седла. Рене хорошо помнил и жёсткость рубашечного сукна и сладковатый запах пота, который чувствовал, когда, при встрече или прощании, получал дозволение отца обнять. А ещё он помнил под распахнутым воротом золотой тяжёлый крест, и сияющий в самом его центре глубокий, почти чёрный сапфир. Герцог Луи свято верил, что этот камень особенно силён именно в кресте и оберегает его от тяжёлых ранений и яда… Как глупо… Лучше бы он боялся простуды… Хотя, матушка уверена, что отца отравили…

Рене стало грустно. До сих пор время крутилось, словно бы вокруг него, никуда не сдвигаясь. Но сейчас оно так очевидно шагнуло далеко вперёд, и не раз, судя по тому, какими отдалёнными кажутся теперь события из недавней, вроде бы, юности. И матушка… Она ведь тоже не молодеет. Все эти недомогания, рассеянность, которая вчера сказалась особенно ярко – всё результат медлительного движения Времени, которое тянет их за собой, незаметно и неумолимо… Неужели и для матушки настала пора стареть и болеть?..

Или…

Рене не хотелось об этом думать, но воспоминания об отце, умершем так подозрительно быстро, заставили подумать о том, что герцогиня не из тех, кто пренебрегает придворными обязанностями ради лёгкого недомогания… А потом мысли о яде переплелись со слишком довольным видом Ла Тремуя и шпионом – слугой Шарло, достаточно близким ко двору Анжуйцев, чтобы, не вызывая особых подозрений, пробраться, скажем, на кухню…

Нет, не может быть!

Рене заторопился. Ему ли, изучившему столько тайных грамот, где раскрывались подоплёки самых скрытных политических убийств, не знать, как просто всё разрешает всего одна неприметная крупица или капля, подброшенная или оброненная в нужный момент в нужный бокал или блюдо! Ла Тремуй, конечно, не настолько загнан в угол, чтобы идти на крайние меры, но опала Ришемона могла придать ему храбрости… Почему бы не избавиться разом ото всех противников, если с одним всё складно получилось? Быть министром и единственным советником при короле-победителе совсем не то же самое, что при дофине-изгнаннике. За такое на что угодно пойдёшь. Но добиться опалы для герцогини Анжуйской Ла Тремую, пожалуй, не по зубам, так почему бы не зайти с другой стороны?..

Шаги гулко и зловеще отдавались в каменной галерее.

Рене вдруг почувствовал нешуточное беспокойство и так заспешил, что, нырнув в нужную дверь из галереи, не заметил молоденькой фрейлины перед покоями герцогини. При его появлении девушка подскочила, как испуганная птица, и только стук упавшей скамеечки, которую она свалила своими юбками, вернул молодого человека к действительности.