Марина Алиева - Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга третья

– Нет, нет, не сюда!

Ей почему-то представилось, что сын всё ещё там, с другой стороны.

– Выходите по лестнице для слуг!

Она так испугалась, что дрогнула, посмотрела ему прямо в глаза. И эта рука… Она никогда прежде не прикасалась к Филиппу вот так, чувствуя пальцами все узоры на ткани его рукава, каждую мышцу в его запястье и дрожь, то ли свою, то ли его…

– Прощайте, сударь.

– Нет…

Взгляды их встретились и переплелись тем особенным образом, когда мысль о поцелуе приходит сама собой.

– Уходите, Филипп.

– Нет, только не прощайте!

Она медленно разжала пальцы, замкнувшиеся на его руке.

– Вы любите меня? – спросила в ней изголодавшаяся по страсти девочка.

– О, мадам, я вас обожаю!..

«Она хочет уйти!»

Неделю назад де Вийо сообщил об этом на турнире, и у Ла Тремуя тогда чуть сердце не остановилось!

Уйти? Вот сейчас, когда король окончательно убедил себя в том, что Дева становится опасна, когда готов склонить свой слух к любому, кто предложит что-то дельное, но уже без чудес она просто возьмёт и уйдёт?

В голове Ла Тремуя никак не укладывалось, что девушка просто так покинет двор безо всяких последствий. Несомненно, это какая-то ловушка! Причём, судя по тому, что услышал де Вийо, сама Жанна уходить не хочет, а уговаривает её эта странная Клод… Что ж, удивляться нечему – от странных личностей все беды и происходят! А эта Клод, к тому же, вполне могла получить указания от герцогини Анжуйской, которая и послала её к Рене. Может, для того её и привезли из той чертовой деревни? Кто знает какое влияние она имеет на Жанну? Да и на Рене, на этого заносчивого Великого магистра сионского приората, пропади он пропадом, который, по слухам, даже перед Бэдфордом преклонил лишь колено, но не наклонил голову, а тут, если верить де Вийо, беседовал с крестьянкой почтительно, как с равной, насколько позволял её маскарад, и не просто слушал, а ещё и послушался!

О, Господи, ниспошли, наконец, мор на этих анжуйцев! Их слишком много! И все умны, будь они неладны!

Как де Вийо ни уверял, что он удачно выкрутился, сказав, что прислан с поздравлениями, и, что герцог слугу брата в шпионстве вряд ли заподозрил – тем не менее Шарло для объяснений его вызывал…

Тот вечер первого дня турнира вообще был богат событиями. Сначала известие, что Жанна, возможно уйдёт. Потом, весьма удачная, кстати, беседа с архиепископом, потому что, забегая вперед, нельзя не признать, результаты её довольно скоро принесли существенные плоды. Дальше – совсем хорошо – собственные шпионы Ла Тремуя донесли, что молодой де Руа отправился к мадам герцогине выразить свою благодарность и вышел поздно, через ход для прислуги, что само по себе уже говорит о многом. И то, что Рене навещал мать в это же время, а потом пришёл на королевский приём крайне раздасованным, искал Шарло и долго говорил ему что-то с откровенным раздражением, тоже неплохо. Если в клане противников начинают общаться друг с другом на повышенных тонах, если испытывают недовольство, повидавшись друг с другом, значит до раскола в их рядах недалеко. Жаль никак не узнать, видел ли Рене красавчика де Руа у матери, или… Вот «или» было бы совсем хорошо, но Ла Тремуй об этом пока не думал – само прояснится со временем.

Однако, уже на следующий день, пришлось немного поволноваться. Шарло вызвал к себе де Вийо и потребовал объяснений, не столько о том, что конюший делал возле шатра Рене, куда его никто не посылал, сколько о беседе с Ла Тремуем. И вот это уже стало не самой приятной новостью. Де Вийо успел кое-как сообщить, что выкрутился, вроде, и тут, но веры ему уже больше не будет – это очевидно. Так что, общаться с ним и давать ему какие бы то ни было поручения больше нельзя!

Плохо, конечно. От де Вийо польза была. Но, может быть, теперь он не особенно и нужен.

Ла Тремуй понятия не имел, как и какими доводами убеждал короля архиепископ – после совместного обеда на турнире они больше не общались один на один – но уже на второй день состязаний Шарль вдруг подозвал к себе Ла Тремуя и спросил, вроде бы в шутку, чего по его мнению в герцоге Бургундском больше: воина, политика или любителя роскошной жизни и праздности?

Ла Тремуй старательно наморщил лоб.

– После смерти своего отца он, несомненно, был воином, сир. После разногласий с Бэдфордом стал любителем роскошной жизни. Но теперь, после вашей коронации, политик обязательно возьмёт в нём верх, можете не сомневаться.

Шарль криво усмехнулся в сторону.

– Выходит, у нас с ним есть кое-что общее. Я теперь тоже подумываю о том, чтобы стать политиком. Тем более, что воином уже побыл, а для роскошной жизни время ещё не пришло.

Больше он в тот день ничего не сказал, но Ла Тремую было довольно и этого. Многозначительный взгляд архиепископа подтвердил, что вопрос о Филиппе король задал не из праздного любопытства, и министр понял – пришло его время.

Разморённый турнирами и празднествами двор лениво переваривал подзабытые уже удовольствия. Армия сонно копошилась в своём лагере. Азарт, охвативший всех после Орлеана, медленно таял под горячим июльским солнцем, среди поющих птиц и ночных цикад. И в этом море штиля так легко было прокладывать себе дорогу к намеченной цели! Мадам Иоланда, охваченная любовным безумием, совершенно потеряла чутьё. Будь иначе, она бы ни за что не позволила уехать обиженному Ришемону и обязательно обратила бы внимание на брошенные мимоходом слова короля о том, что из двух бретонских братьев он предпочитает того, который более дружен с Бургундией, а не того, который воюет против неё. Очевидно было, что король сказал это не просто так – он ждал каких-то слов от её светлости. Но в ответ получил только отсутствующий взгляд и улыбку, которую лишь многолетнее почтение не позволяло определить, как глупую.

Во всём этом для Ла Тремуя самым приятным было то, что перемены в герцогине Анжуйской не остались незамеченными и Шарлем, но, судя по безразличию, которое король к ним проявил, влиянию мадам Иоланды пришёл конец.

Конкретно речь о мирных переговорах с Бургундией никто не заводил. Но не прошло и пяти дней после коронации, как разомлевшая было армия, была поднята и направлена на север. Как ни убеждала Жанна, что лучше всего идти сейчас на Париж, как ни поддерживали её военачальники, говоря, что растерянность англичан сейчас им только на руку, король был непреклонен. Он двинулся по направлению к Суассону через Руси, Ванн и Лан, нигде не встречая сопротивления. Города раскрывали ворота и высылали своих представителей, едва французское воинство оказывалось в пределах видимости. А когда первые всадники появлялись внутри, точнее, когда в город въезжала Жанна, орущие толпы бросались к ней, окружали её коня, целовали ноги, край её знамени, благословляли и молились.