Елена Вернер - Грустничное варенье

Лара вылезла из-под одеяла, осторожно и чуть не повизгивая от каждого движения. Стараясь не издавать ни звука, закусив губу, оглядела себя в небольшом зеркале. Тело выглядело как поле боя, так что Лара быстро отыскала в сумке и надела на себя свитер с длинными рукавами и объемным воротником. Когда все следы минувшего скрылись под крупной акриловой вязкой, Ларе стало немного спокойнее. Для верности она проглотила пару таблеток аспирина из распотрошенной аптечки. Забрав сумку и фотоаппарат, Лара вышла из домика и побрела в сторону железнодорожной станции, охая при каждом резком шаге. Остаться с Егором она не могла.

Она шла, почти не замечая ничего вокруг, и перед глазами вставали картины ночи, болезненной, разбитой, перебинтованной ночи, пахнувшей кровью, диким лесом и дымом чужого далекого костра. У нее не было сожалений или стыда, более того, она все прокручивала невероятные сцены одну за другой, намертво вбивая их в память. Никогда прежде ей не доводилось испытывать таких испепеляющих, всепоглощающих чувств, и, может быть, в другой реальности это могло бы послужить началом чего-то большего. Но только не здесь и не вчера. Потому что вчера она развеяла над Байкалом Лилин прах. Потому что Егор был Лилиным мужем, а она – Лилиным близнецом.

– Так надо, – твердила она вслух. – Так надо. Это конец.

И то, что она его любит, ничего не меняет. Минувшая ночь была ошибкой, которую Лара ни за что не согласилась бы исправлять, даже если бы выдалась возможность. Но наступило утро. Так что надо сесть на электричку, добраться до Иркутского аэропорта, купить билет на самолет и улететь восвояси.

Она убеждала себя вполголоса. А потом она вдруг остановилась. Что это, как не побег? И чем тогда она отличается от Лили? Та сбегала, и Лара сейчас бежит. Да, она не сможет остаться. Но ее ведь никто не уговаривает. Пусть Егор ничего к ней не испытывает, но… Разве он не заслуживает хотя бы объяснений? После всего, что было? Разве должен он ломать голову, куда она пропала и не разодрали ли ее дикие звери? Разве не достаточно он натерпелся от нее – и от Лили?

Она представила, как Егор проснется на окровавленных простынях, один. И эта картина ударила ее по лицу наотмашь. Тогда Лара решила вернуться.

Она не знала, чего ждать. Радостной улыбки, объятий? Хмурого взгляда? Неловкости, которая сразу разрастется в пропасть между ними? Только бы не унизительного разговора о том, что произошедшее ночью было ошибкой и надо забыть все это и остаться друзьями. Такого унижения она не вынесет.

Но Егор ничего не сказал. Не улыбнулся, не нахмурился. Просто кивнул, когда она замерла на пороге, и окинул быстрым проницательным взглядом:

– Привет. Чай будешь?

Конечно, он заметил и ее сумку, и выражение ее лица. Но предпочел не комментировать. Поставил на деревянный стол без скатерти два стакана чая и сел на скамью. Утренний ветер успел развеять их общий, такой откровенный запах, и Лара была рада, что Егор догадался открыть окна. Постель была застелена, а белье лежало у тумбочки, завязанное узлом.

– Я тут разузнал, – поделился он, пока Лара мелкими глоточками отхлебывала чай. – Ближайший рейс на Москву в десять, а потом в час. И вечером есть еще. Я довезу тебя до аэропорта. Если хочешь.

– Спасибо.

– Как ты себя чувствуешь?

– Жить буду, – отозвалась она.

– Это хорошо.

Сидя в кресле и через иллюминатор наблюдая, как по взлетно-посадочной полосе снует технический транспорт и погрузчики, Лара размышляла. Она вспоминала слова, сказанные Егором два часа назад, но фактически – на прощание.

Они тогда стояли на железнодорожном переезде неподалеку от города. Дожидаясь, пока мимо пронесется поезд-товарняк и поднимется полосатый шлагбаум, Егор повернулся к ней. Колеса поезда перестукивали и громыхали на рельсовых стыках.

– Поезд очень напоминает жизнь, не находишь? – заговорил Егор негромко. – Ты можешь спокойно сесть в него на станции, со всеми своими чемоданами и комплексами. Можешь заскочить в последний вагон уже на ходу. Можешь сесть в электровоз, и стать машинистом, и решать, куда ехать, где останавливаться и, при известной удаче, даже можешь связаться со стрелочником и попросить передвинуть стрелку. Но все это требует усилий, хотя бы мало-мальских. А без усилий ты просто стоишь на рельсах, и тебя неминуемо или собьет, или отшвырнет в сторону потоком воздуха, и поезд промчится мимо. А при этом люди с умным видом цитируют фразу «Делай что должно, и будь что будет», свято веря, что главная часть этого высказывания – вторая. Они ошибаются, и сами в этом виноваты. Не слушай тех, кто говорит, что ты не сможешь. Думай своей головой. Делай то, что решила, Лара. Живи своей жизнью, а не чужой. Пообещай мне это.

Тогда Лара взглянула ему прямо в глаза и кивнула.

И сейчас, когда шасси оторвалось от земли и самолет взмыл в небо, Лара была почти уверена, что все сделала правильно.

Больше они не виделись. По возвращении Лара с головой ушла в работу, точно для себя решив, чего хочет добиться. К ней вернулась зоркость, вернулось умение замечать сокрытое и ловить это фотоаппаратом, как сачком, и вскоре работы ощутимо прибавилось. Думать, переживать, сомневаться – на это просто не осталось времени, и порой ей стало казаться, что все произошедшее в Сибири было лишь сном. Да и путешествие это ей просто привиделось. То, как на нее смотрел Егор, то, что она чувствовала к нему. Все-таки прошло полгода… Наверняка за это время жизнь его переменилась, он нашел женщину, которая оценила его по-настоящему, полюбила по-настоящему. Теперь она слушает его дремотное дыхание. И ее, чужие, подушки пропитываются его запахом.

Жизнь, снятая с паузы, пошла своим чередом. Лара помнила то, что пообещала Егору. Самой решать и самой жить. Подняла старые контакты, съездила на пару встреч, кинопремьер и закрытых мероприятий, давая всем понять, что вернулась из небытия, и вскоре уже выставляла свет в фотостудии и подбирала подходящие фоны для предстоящей съемки, пока пуховки и кисти гримеров порхали над безупречными лицами молоденьких моделей с острыми плечиками. Ларе не приходило в голову, что за время отсутствия о ней могли забыть, она была слишком сосредоточена на своей цели, чтобы сомневаться в собственных силах или поддаваться бесплодной рефлексии. Время сомнений прошло. Возможно, именно поэтому сейчас все давалось ей так легко.

Тут же пошли слухи, что эти месяцы она снова провела в Лондоне, и что даже будто бы у нее роман с мистером Крентом, который недавно развелся с третьей женой, и что именно эксцентричный британец так сильно повлиял на Ларин стиль, манеру съемки и ретуши. Редакторша одного из журналов, принимая материал, сдвинула на кончик тонкого носа очки в черной оправе и сощурилась: