Александр Вин - Жена странного человека

– Семейство, а не пойти ли нам сегодня в зоопарк?!

Закружились радостно дочки, бросились обнимать папу, соскучившись по давним развлечениям.

Улыбнулась жена, потерев тонкую усталую морщинку на лбу.

– Ты молодец, что такое придумал.

Поцеловала.

Они, всегда лёгкие на подъём, быстро собрались, дружно и дисциплинированно вышли из подъезда.

– Извини, милый, я квитанцию позабыла, куртку твою планировала сегодня забрать заодно из химчистки. Поднимешься, а? А мы с девчонками тебя пока здесь подождём…

– Эх ты, растеряша моя!

В порыве чувств Ахматов нежно обнял жену.

– На кухне, на средней полочке.

– Я мигом!

Действительно быстро, в несколько прыжков, азартно перепрыгивая ступеньки, Ахматов поднялся к себе на третий.

Не снимая дома обуви, потянулся на кухне за нужной квитанцией, задел компьютер жены на низком столике.

Экран вздрогнул изображением.

Хотелось продолжить спешить, но Ахматов всё же посмотрел на строчки текста:

«…уверена, что автор этого рассказа и в очередной раз сумел показать нам, своим читателям, чарующую густоту настоящей жизни. Его герои полны силы и нежности, страсти, любви и заботы. В рассказе чувствуется несомненный опыт профессионального писателя, мастера слова…»

У подъезда Ахматов молча и сильно обнял жену, долго не отпускал её, вздрагивая плечами.

– Ты что?!

– Потом. Всё потом, милая…

А вот если посмотреть в окно, на улицу, то там всегда происходили события…

Очередной осенний дождь весь день оставался таким слабым и неспешным, что не только дорожных луж собой не наполнил, но и густым кустам под окнами соседних домов не дал толком просохнуть.

Хорошо было видно, как знакомая дворничиха, в розовой прозрачной накидке поверх длинной тёплой куртки, обутая в тяжёлые сапоги, заботливо обходит напоследок свою территорию – участок длинной, заросшей крапивой, дорожки, протянувшейся вдоль стен старых трёхэтажек.

С одного низкого подоконника она сняла чью-то пепельницу-жестянку, вытряхнула её содержимое в чёрный мусорный мешок.

Привычно поставила банку на место.

Вперевалку, по мокрой траве, свернула, вытирая руки о подол куртки, за угол.

Медленные капли стучали по гулкому подоконнику, мелко разбивались, брызгали вверх, на запотевшее оконное стекло.

Проехал на конечную остановку почти пустой городской автобус.

Позади, в дверях дальнего помещения, послышались торопливые шаги, звякнул поднос в кухонной мойке.

– Татьяна, твой-то сегодня будет, как думаешь?

– Отстань, а…

В этот день ей совсем не хотелось смеяться и слышать чей-то необязательный смех.

Работать в кафе Таня пришла ещё в июле.

Тогда, сразу же после школьного выпускного, они с мамой всерьёз посоветовались, поплакав вдвоём, и решили, что в этом году никуда поступать не будут.

Обида томила, конечно, ведь её отличные оценки вполне позволяли рассчитывать на хорошее бюджетное место в университете, но мама была ещё так слаба после операции и не могла ездить на работу в посёлок, что Таня решительно обняла её за плечи.

– Ничего, мамуля, высшее образование за год никуда от нас не денется! Ты вот отдохнёшь, подлечишься, а я найду себе какое-нибудь временное выгодное занятие…

Мамина знакомая устроила Таню официанткой в привокзальное кафе.

Посетителей обслуживали две другие девочки, постарше её, одна даже была замужем.

Таня сама попросилась на место за стойкой во втором, маленьком, зале, где, кроме трёх круглых столиков, обычно пустовавших, стояла витрина с торговлей напитками на вынос и кассы.

– Так здесь же почти без чаевых?! На пустом окладе тебе будет неинтересно!

– Ничего. Меня устраивает.

В большом зале кафе по вечерам собирались городские компании, были и взрослые, приходили и молодые ребята; справляли какие-то юбилеи семейные люди, забредали в воскресные дни матросы из гавани, со вспомогательных военных кораблей.

Девчонки, пробегая за заказами через кухню, заглядывали тогда к ней, пробивали в кассе дополнительные конфеты, коньяк, шоколадки.

Три столика в её крохотном зале протирать после посетителей приходилось не так уж и часто.

К вечеру каждого дня в маленький зал приходил молчаливый мужчина.

Не то чтобы заметно высокий, просто худощавый, в возрасте.

Девчонки-официантки смеялись в первое время, предупреждая её:

– Да ты не бойся, он у нас совсем ручной, не кусается! Сидит обычно полчасика и уходит. Не пристаёт к нам с глупостями, чаевые даёт хорошие и свой тоник не допивает, а мы остатки другим клиентам продаём.

Одинокий посетитель всегда заказывал себе пятьдесят граммов дорогого джина и целую, не начатую, бутылочку хорошего тоника; открывал, смешивал напитки со льдом в тяжёлом стакане тоже сам.

Тоник, действительно, после него оставался.

Он был постоянно угрюм и задумчив, чаще смотрел в стакан, чем по сторонам; одежда его казалась когда-то модной, и костюм прежнего покроя, и галстук, и неправильно поглаженные рубашки.

Ни о чём он Таню никогда не спрашивал, даже не здоровался, просто каждый вечер, подходя к её стойке, негромко и одинаково ровно повторял одни и те же слова:

– Пятьдесят джина и тоник. Целый. Открывать не надо.

Она даже не пыталась смеяться над таким глупым порядком общения.

Молча, с улыбкой, принимала от него деньги и ставила перед ним заказ.

Через несколько недель Таня догадалась, что задумчивый посетитель знает её по имени. Девчонки часто весело кричали, спрашивая о чём-то, из кухни, и из большого зала, а он, отвлекаясь на их голоса, всё чаще смотрел в её сторону.

Тане нравилось молчать вместе с ним, она тщательно убеждала себя, что такой образ жизни вести может, скорее всего, неудачник, но всё равно, каждый вечер, ближе к семи, непременно подходила к зеркалу в гардеробе кафе и поправляла свои тёмные волнистые волосы.

Однажды в августе, когда густой летний вечер ещё только остывал, понемногу наполняясь уличным сумраком, незнакомец неожиданно произнёс, забирая со стойки свой стакан с джином и тоник:

– Ты так мило картавишь…

Таня тогда растерялась, покраснела, промолчала, совсем не скоро нашла, что хотелось бы ему ответить, но не ответила.

А дома мама, встретив её ночью с работы, нахмурила брови.

– У вас там ничего нехорошего не случилось? Почему ты на меня совсем не смотришь?

Таня обняла её, погладила по волосам.

– Нет, нет, не волнуйся, моя хорошая! Со мной всё в порядке.

Ещё через десять дней он спросил, точно так же, почти рассеянно, словно что-то внезапно вспомнив. Со стаканом джина и тоником сделал шаг от стойки, обернулся.

– Какую жизнь ты хочешь прожить?

Поначалу Таня не решилась ответить честно, но, помолчав мгновение, ещё раз взглянула в требовательные глаза собеседника.