Ирина Степановская - Джентльменов нет – и привет Джону Фаулзу!

Кирилл посмотрел на Нину долгим взглядом и ничего не сказал, но она почему-то ясно поняла, что он нисколько не жалеет о своем романе, разрушившем их семью. Это ее оскорбило.

«Ну и катись тогда от меня к чертовой матери! Зачем же приходишь, покоя не даешь?» Она прикрыла глаза, чтобы злость, мелькнувшая в них, не выдала ее мысли. Все-таки Нина считала себя слишком цивилизованным человеком, чтобы устраивать скандалы через пять лет после развода. Но все равно за столом возникла заминка, будто пролетел между всеми стылый ветерок.

– Так вот, о Джоне Фаулзе… – Пульсатилла, как педагог, взяла на себя задачу облегчить положение. Ей-то как раз сиделось неплохо. Легкое вино позволило расслабиться и отодвинуть в сторону неприятные мысли о последствиях замужества дочери. Пульсатилла увидела ситуацию как бы со стороны: молоденькая девочка из неполной семьи хочет составить свое счастье. Ей подворачивается молодой человек. Она не хочет упустить свой, как ей кажется, единственный шанс. А то, что не у всех замужество складывается так, как хочется, в девятнадцать лет редко для кого может быть аргументом. Все естественно, все простительно. Сейчас же Пульсатилле захотелось показать себя крупным специалистом. – Я думаю, что, рекомендуя этот роман к факультативному чтению, наши старшие товарищи желают познакомить молодежь с положением женщины в викторианской Англии, – важно сказала она, будто читала доклад с высокой трибуны. – И действительно, в сравнении с Диккенсом ужас положения бедной женщины в Викторианскую эпоху Джоном Фаулзом освещается более современным языком и поэтому более понятен молодым умам и сердцам.

Нина поморщилась от этой тирады, но Пульсатилла ничего не заметила. Как только учителя берут тон проповедников, от них за версту начинает разить канцелярщиной.

– Его героиня живет в ту же эпоху, что и Анна Каренина и Эмма Бовари, – продолжала Татьяна. – Но ее положение в обществе гораздо хуже – она бедна и одинока. У нее нет ни мужа, ни отца, ни любовника. При всем том она противится своей судьбе и способна дать вызов мещанскому мелкобуржуазному обществу.

– Вызов – это интересно! – равнодушно сказал Кирилл. Нине было заметно, что судьба героини Джона Фаулза его нисколько не волнует. Удивительно, но равнодушие Кирилла несколько примирило Нину с высокопарной речью подруги.

– Как Катерина в «Грозе»? – уточнила она.

– Катерина по сравнению с англичаночкой отдыхает! – сообщила Пульсатилла.

– Хватит вам всякую ерунду городить! – возмутился Кирилл. – Не вешайте мне лапшу на уши! Я фильм хорошо знаю! Англичанка эта ваша хваленая напридумывала о себе черт знает что, а один порядочный джентльмен из-за нее разорвал помолвку с приличной барышней, на которой перед этим хотел жениться. Но кстати, насколько я помню, знакомство с этой эксцентричной особой впрок ему не пошло и закончилось все тем, что она сбежала от него и стала то ли проституткой, то ли художницей. В фильме два финала, и который из них следует считать правильным, я не понял.

– Какая разница, кем она стала? – сказала Нина, которую опять стал раздражать этот разговор. У нее разболелась голова. – Вся эта литература не имеет к реальной жизни никакого отношения. Про любого из нас можно написать целый роман. Каждый человек переживает свои радости и горе, победы и поражения. Это и есть жизнь. Давайте закругляться с посиделками. Я хочу пораньше лечь в постель.

– Выгоняешь? – осуждающе спросила Пульсатилла. – Народ только разошелся, а ты не даешь поговорить за рюмочкой?

– Можете сидеть, а я пойду спать. Только не шумите, мне завтра вставать рано.

– Ну, раз так… – поднялся из-за стола Кирилл, – нельзя быть навязчивыми, даже на правах бывших родственников…

– Муж с женой родственниками юридически не считаются, – заметила Пульсатилла.

– Ну, тем более. – Кирилл пошел в коридор и стал одеваться. Пульсатилла укоризненно посмотрела на Нину и последовала за ним.

«Обиделись, что ли? Ну и плевать», – подумала Нина, которой они ужасно надоели. Ей бы хотелось поговорить с Юрой, а тут пришли совсем не те люди. Она молча остановилась у двери и стала наблюдать за их сборами. Пульсатилла теперь вела себя совсем не так, как несколькими часами раньше, когда, полумертвая, вывалилась из лифта Нине в руки. Теперь она, надевая сапоги, скакала на одной ноге и, заваливаясь на бок, громко прыскала смехом.

– Можешь ты поддержать женщину, чтобы она не упала?! – подначивала Танька Кирилла, и в длинном зеркале, что висело в коридоре у Нины, на фоне разноцветных гербер странно, почти неприлично, выглядела, отражаясь, их медвежья возня.

«По крайней мере Таньку я от самоубийства спасла, – подумала Нина, не особенно, правда, веря в то, что Танька о самоубийстве говорила всерьез. – Теперь я хочу остаться одна!» Она не могла дождаться, когда гости вывалятся наружу.

– Ну, счастливо! Пока! – Пульсатилла полезла к ней целоваться на прощание. Вслед за ней прощаться захотел и Кирилл, но Нина довольно грубо его оттолкнула.

– Поздно пить боржоми! – сказала она и еле сдержала себя, чтобы не захлопнуть дверь раньше, чем за гостями придет лифт.

Когда же, наконец, этот визит закончился и она снова прошла в кухню, вид грязной посуды, наполовину опустошенных бутылок и рюмок со следами помады по краям привел ее в негодование.

– Боже! Чтоб я еще раз связалась с этими людьми! – произнесла она и надела фартук. Еще со времени замужества за Кириллом она не терпела, когда в доме что-нибудь оставалось неубранным. И все это время, пока она стояла у раковины, а потом с остервенением подметала и мыла пол в кухне и коридоре, в голове у нее крутился сюжет романа Джона Фаулза об одинокой и упрямой англичанке, которая сбежала от стопроцентно надежного и порядочного английского джентльмена.

Кирилл тоже имел свое мнение по поводу визита к Нине.

– Вот так кормишь, кормишь этих баб на протяжении многих лет, а как надо пожалеть мужика – так хрен от них чего дождешься! – высказался он, пока лифт с ними спускался. И странное дело: Таня, которая в течение многих лет недолюбливала Кирилла и уж точно никогда не воспринимала его как мужчину, вдруг впервые в жизни посмотрела на него сопереживающе. И, выйдя из лифта на скользкий пол холла, она осторожно взяла его под руку и прижалась к нему теплым боком, как бы одновременно ища у него поддержки и в то же время демонстрируя сочувствие.

Отец приехал к Лизе, едва она успела переступить порог квартиры и раздеться.

– Какая у Сашки температура?

– Упала после свечки. – Лиза взяла сына на руки. Галя засобиралась домой.

Отец Лизы был невысокого роста, с хорошо выраженным брюшком и вторым подбородком. Он подошел к дочери, поцеловал ее в щеку, а внуку тут же вручил шоколадное яйцо в яркой фирменной упаковке.