Александр Тамоников - Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1

– Кровь это, Никола.

– Тебя побили?..

– Нет, не перебивай. Тут такое дело. Жену я избил. До полусмерти, а может, и померла уже.

– Ты бабу свою избил? – удивился Грудов. – Чудно.

– Чего чудного-то?

– Ты, сколько помню, никогда не дрался.

– А теперь не сдержался. Тебе Ольга не рассказывала, что в доме отца произошло, когда Катерина сына туда принесла?

– Как же, рассказывала. И чего?..

– Так вот я домой вернулся, а она вещи собрала. Хотела утром в город податься.

– Как так?

– Вот так! Много чего наговорила. На меня словно нашло что-то. Вдарил раз, а потом и не помню, как бил. Да еще кнутом добавил. Ты Ольге скажи, что ее помощь требуется. Катька-то без сознания лежит.

– А не прибил ты ее вконец?

– Уходил, дышала.

– Ну, Лешка, кто другой сказал, я бы не поверил.

– Ты Ольге вели, чтобы посмотрела Катьку да помогла чем-нибудь.

– Стой тут.

– Я отблагодарю, Никола.

– Жди, сказал. С благодарностью разберемся как-нибудь.

Грудов вернулся в избу.

– Ну и что там? – спросила жена.

– Лешка Катьку сильно побил, боится, помрет. Просит, чтобы ты посмотрела ее.

– Лешка?..

– Сам удивился. Надо идти, Оля.

– Господи, и что за день сегодня такой?

– Ты поспешила бы, а то, может, Катька и на самом деле помирает.

– Ступай во двор, я выйду. Возьми из сундука холщовую сумку, там снадобья всякие.

– Угу. – Грудов забрал сумку и вышел на крыльцо.

– Что Ольга? – спросил Алексей.

– Сейчас выйдет.

– Трясет всего.

– Выпить тебе надо.

– Надо, да не пью я. Не лезет ни водка, ни вино. От одного запаха тошнит.

– И что ты за мужик, Лешка? Все у тебя не как у людей.

– Какой уж есть.

– В том-то и дело, что никакой. Ты извиняй, конечно, обидеть не хотел.

Рыбанов вздохнул:

– На правду, Никола, не обижаются. Слабак я. Оттого и не живу, а маюсь.

– Слабый, а бабу, видать, покалечил не на шутку. Последнее это дело, Лешка, их обижать. Ты с мужиками дерись, а бабу избить – дело не хитрое, но паскудное.

К мужикам вышла Ольга.

– Пошли, – сказала она и первой двинулась на улицу.

Грудов и Рыбанов зашагали следом за ней.

Увидев Екатерину, окровавленную и распластанную на полу, Ольга воскликнула:

– Что ж ты наделал, Лешка? Над зверем диким так не изгаляются, а тут человек!

Рыбанов шмыгнул носом.

– Так вышло, разум замутился.

– Разум? А есть ли он у тебя? Ладно, Катька дышит. Давай, Лешка, подмоги мне перенести ее на полати, поставь воды нагреться да свету больше сделай. Свечи в доме есть?

– Найдем.

– Помогай!

Алексей и Ольга перенесли обмякшее тело Екатерины на полати.

– Так я за водой? – спросил Лешка.

– А что, в избе и воды нет?

– На себя вылил.

– Так давай быстрее.

– Угу, я быстро, колодец недалече.

– Да беги уж!

– А мне чего делать? – спросил Николай.

– Разложи на столе снадобья из сумки. Я потом определюсь, что потребуется, а покуда посмотрю Катьку. Это ж надо так избить бабу! И откуда у Лешки столько силы взялось?

– В горячке и коня на скаку остановишь. В Сарде, когда изба загорелась, старик немощный целую стену удержал, пока семья из огня не выскочила. А после одно бревно приподнять не смог.

– Хватит болтать. Делом занимайся.

Ольга начала внимательно осматривать и ощупывать тело Екатерины. Послышались стоны избитой женщины.

Вскоре Ольга выпрямилась, потянулась и сказала:

– Ну, кажись, кости целы. Два зуба вылетели, но это мелочь. Голова не пробита.

– А шкура быстро заживет, – сказал от стола Николай.

– Так, Никола, дай-ка мне темный пузырек, что слева с краю стоит.

– Этот? – Николай поднял пузырек.

– Да, его.

– Держи.

Ольга высыпала на ладонь какой-то порошок, взяла щепотку и поднесла пальцы к ноздрям женщины, находящейся без сознания.

Та дернулась, чихнула, открыла глаза и слабым голосом спросила:

– Ольга?..

– Я, Катерина.

– А что с дитятком моим? Жив ли он?

– Жив, успокойся, в зыбке спит.

– Перепеленать бы его надо.

– Заплачет, перепеленаю. Что болит-то?

– Ты откуда взялась? – вопросом на вопрос ответила Екатерина.

– Да муженек твой среди ночи поднял.

– Изверг.

– Ладно, что было, то прошло.

– Сильно он меня изуродовал?

– Я же спросила, что болит.

– Ничего, тела не чувствую, будто нет его.

– Это исправим. Главное, что кости и голова целы. А вот и муженек твой. Он за водой бегал.

– Видеть его не могу.

– Пройдет. Нам, бабам, не привыкать.

Алексей налил в чугунок воды из деревянного ведра, поставил в печь, где еще тлели угли, вышел из кута, встал у занавеси и сказал:

– Нагреется быстро.

– Мне нужно чистое тряпье, чтобы на лоскуты порвать.

– Гляну в сундук. Катька лучше знает, где что лежит.

– Там сверток холста, – проговорила женщина.

– Слыхал?

– Слыхал, а как резать-то?

– Лоскуты должны быть примерно с ладонь, не шире.

Лешка занялся нарезкой своеобразных бинтов.

– Николай, глянь воду, – сказала Ольга.

– Сейчас. Теплая, рука терпит.

– Давай сюда.

Николай поднес чугунок. Алексей подал первые лоскуты.

Ольга обтерла тело Екатерины, смыла кровь и взялась за рваные раны. Она осторожно покрывала их мазью, тут же делала перевязку. Спустя час знахарка поднялась со скамьи. Екатерина представляла собой мумию, обмотанную лоскутами ткани.

Глаза, полные боли, смотрели на знахарку, разбитые губы шептали:

– Дитя посмотри, Оля. Что-то долго молчит.

– Спит крепко, вот и молчит. Все, что надо, я сделала. Теперь тебе, Катька, нужно спокойно отлежаться. Через два дня сниму повязки, поглядим, как раны.

– Не уходи, Оля, – попросила Екатерина.

– У меня, Катя, свои детишки дома одни. Проснутся, увидят, что нет родителей, испугаются.

– Тогда пусть хоть Никола останется.

– Ты, Катька, не бойся, – сказал тот. – Лешка тебя теперь пальцем не тронет. Напротив, ухаживать будет.

– Не нужны мне его ухаживания. Ненавижу!..

– Перестань. Всяко в жизни случается. А мы пойдем. Не бойся. Выздоравливай.

Николай повернулся к Рыбанову и сказал:

– Проводи до улицы.

– Да-да, конечно. Мне и самому еще поговорить с вами надо.

– Поговорим.

Грудовы и Алексей вышли на улицу.

Рыбанов схватил Николая за руку.

– Никола, Ольга, прошу, никому не говорите о случившемся. А то прознает староста Кирьян, в момент доложится уездному полицейскому исправнику и становые приставы заберут меня.

– Испугался? – Ольга брезгливо посмотрела на тщедушного мужичонку. – А когда жену забивал, не боялся?

– Да сколько говорить, затмение какое-то нашло. Не понимал, что творю.

– Ладно, – сказал Николай. – Мы никому о твоих делах не скажем. Но и ты гляди, Лешка! Коли еще раз без вины тронешь бабу, не обижайся. Сам Кирьяну доложу. Понял?