Марианна Гончарова - Аргидава

Где-то в заваленном на один бок ветхом домике почти беззвучно смеялась старая ведьма Пацыка, раскачиваясь и нашептывая: «Что было, то будет. Что будет, то было. Что было, что будет? Что будет? Что будет?» – и гладила сухой рукой русую голову своего внука, условно освобожденного Варерика, который валялся на лавке в забытьи то ли от алкогольного, то ли от наркотического опьянения, положив голову бабке на колени, как делал всегда в детстве. Бедный-бедный мальчик, намертво прикипевший сердцем и душою к соседской девочке. К смешной девочке в очках… Старуха улыбнулась, вспомнила, как испуганная, растерянная Маша, которую Варерик привез к бабке спрятать от банды корнеевской поганой, куда и дочь Катерина входила, как Маша эта плакала навзрыд, но не забывала свои «спасибо», «пожалуйста». Вот смешная же девочка… «Спасибо, бабушка. А можно, бабушка, пожалуйста?» И могла бы старуха пошептать, могла бы приворот сделать. Да, вспоминая мужа своего, дорогого сердцу Гайду, не стала. Приворожила Гайду. Так он и жил, сначала одержимый ею – ох, как она была счастлива! – а потом молчаливый, тихий, влюбленный в Чарну. С какой готовностью он кидался им помогать – ей и Мэхилю ее, с какой тоской он смотрел вслед ей, строгой, царственной, высокой и влюбленной в Мэхиля своего, авгура. Все догадывались, все видели. Все. Кроме Чарны.

Разве есть такое волшебство, что может заставить человека любить? Разве есть такие травы, что заставят девушку бесстрашно нырять в темное озеро вслед за любимым своим, а потом губами собирать капли воды с его плеча? Разве есть такое зелье, что заставит девушку добровольно сидеть верхом на его лошади, прикрывать собой его спину и подавать ему стрелы в сражении? Что будет, то и будет. И не пара они. Пусть Варерик поспит чуть-чуть, а уж потом Пацыка отошлет его далеко в горы, к сестре своей Василине. И никто не найдет ее несчастного мальчика, единственного из семерых внуков, кто еще помнил про бабку свою старую и помогал по дому, во дворе и деньгами.

Маленькая планета, Аргидава, на лугу рядом с нею свободно гуляет белая лошадь. Откуда она тут взялась? Кто ее привел, подарил или купил? Не суть. Ухаживают за ней сотрудники музея Аргидавы. Во время проведения реконструкций Кшися, инспектор времен и эпох, верхом объезжает временные поселения участников. Они обе красивы. Ветер развевает рыжие волосы Кшиси и белую гриву лошади. Кшисина кошка дружит с белой лошадью. Их часто видят вместе. И лошадь, и кошка радостно отзываются на лихой Кшисин свист. Макрина иногда переходит Турецкий мост, спускается на луг, подходит к белой лошади и обнимает ее за шею. Та мелко-мелко касается губами лица девушки, целует. Девушка относит цветы на могилу отца Васыля, потом идет в крепость и садится у северной стены Тронного зала, откуда капельками сочится вода… Ну что с этой Макриной поделать, опять садится на свое место, где сыро и холодно. Она садится и старательно плетет коврики из соломки. Ее научила крестная Елисеевна. Они хорошо продаются, эти коврики. Макрина продала уже один. Теперь Макрина – богачка. Как правило, она отдает эти коврики даром. Тем, кто ей нравится. А нравятся ей все-все. Вчера она подстелила такой коврик под уличную кошку с котятами. Но люди, особенно местные, получая в подарок коврик, тихонько оставляют ей деньги. Кладут в ее корзинку, в кошелечек с кукольными глазками. Потому что коврики на самом деле красивые и мало кто вообще умеет их делать.

Родители Макрины, родители Игната, родители Маши и все-все их друзья собрали по чуть-чуть денег и оплатили Макрине хорошие израильские слуховые импланты. Макрина послушала-послушала несколько дней, закрыла уши ладошками и сказала отцу:

– Нет-нет-нет.

– Ничего, привыкнешь, – засмеялся Мэхиль, – пойдем, послушаешь что-то.

Чарна с ними тихонько пошла. Следом. Они шли и шли, пришли в рощу, остановились. Мэхиль поднял голову к ветвям деревьев и тихонько засвистел: стиу-стиу-стиу!

Ему тут же ответили десятки маленьких глоток:

– Стиу-стиу-стиу-трллллль-тллллль! (Лети сюда! Я тут. Я тут.)

Макрина удивленно слушала, склонив головку к плечу. А потом подняла руки и принялась кружиться, медленно, плавно. Как будто много лет этому училась.

– Стиу-стиу-стиу-трллллль! – аккомпанировал девочке лесной хор. «Ля-ля-ля», – танцевала девочка.

Медленно, взявшись за руки, Мэхиль, Чарна и Макрина шли домой. К Макрине должна прийти Ася. Девочки будут рисовать. Макрина умеет видеть, как только может видеть человек солнца с чистой, нежной, бессмертной душой, правдивый по природе своей. И не умеет лгать. И не прячет хитрость за лишними ненужными словами. Макрина умеет видеть. Ася терпеливая и радостная учительница. Она уже представила свои работы в Выставочном зале музея Аргидавы. Картина Макрины тоже была выставлена. На листе яркие, смелые штрихи и блики, а в центре – изящный, но нечеткий силуэт лошади. Густые свежие тона, изумительный подбор красок, смелость мазков привлекают внимание посетителей. Называется так: «Свободная белая лошадь гуляет весной на лугу у реки Днестр, рядом со старинной крепостью Аргидава». Акварель, гуашь. Автор Макрина Гобнэта.

Макрина гордится и смущается. Она встречает посетителей, берет за руку и ведет сначала к своей работе. И стоит. Смотрит. Улыбается. А потом ведет своего нового друга к другой работе. Это лучшая работа Аси. Макрина говорит: «Идем… Ася!»

Лучшую Асину работу хотели купить. И увезти в Италию. Но эта работа не продается. На картине – собака-хаски. Улыбается, вывалив язык. Работа называется не очень понятно: «Айлавю, Маха».

Через несколько дней на границе с Румынией будет арестован давно находящийся в розыске Бустылов Анатолий Кашафович по кличке Бустилат, подозреваемый в совершении преступления на острове Змеиный, в отравлении профессора Тищенко Никифора Николаевича, а также в нанесении тяжких телесных повреждений, приведших к смерти приходского священника собора Святой Макрины Саенко Василия Николаевича (о. Васыля). А также в подозрении в мошенничестве и воровстве в крупных размерах.

Похороны Корнеева пройдут тихо и незаметно. В автомобиле следом за покойным поедут племянник Корнеева, Сашка, и бывшая его домработница Катерина. В другом автомобиле, незаметный военный за рулем и две «кадровички», сотрудницы Корнеева. Сашка категорически запретит отпевать Корнеева в храме, ссылаясь на то, что дядя был атеистом. Церемония пройдет быстро. Поминальный ужин, который Катерина по старой памяти готова будет широко накрыть в доме Корнеева, верней, теперь уже в Сашкином доме, будет заказан в самом дальнем от города ресторане, в закрытой комнате.