Людмила Зарецкая - Судьба зимней вишни

– Как дела? – спросила я у Лоры и услышала бодрый ответ:

– Нормально. Я выхожу замуж.

– Замуж? – удивилась я. – За кого, неужели за Барулина? Он поправился? Вы помирились?

– Да нет же, – нетерпеливо проговорила Лора. – Я выхожу замуж за Сашу.

– Какого Сашу? – не поняла я, судорожно перебирая в голове наших общих знакомых. Саш среди них не было.

– За Сашу Корчагина, – так же нетерпеливо ответила Лора. – Ну, с которым я у тебя познакомилась. Он еще меня провожать ушел. Свадьба через месяц. Я тебе закину приглашение.

Подвесной потолок начал с огромной скоростью падать на меня, пытаясь расплющить, раздавить, расколоть пополам. Пол предательски ушел из-под ног, оставив вместо себя расплавленную, грязную, противно чмокающую бездну. Мне стало нечем дышать. В голову воткнули острое жало, которое с размеренным писком принялось ввинчиваться где-то в районе уха.

– Мам, мама, что с тобой? – Сережка тянул у меня из рук телефонную трубку, из которой неслись короткие гудки, и испуганно смотрел на меня, сидящую на полу.

– Все нормально, сынок, не бойся, – выговорила я непослушными губами, встала на колени, потом, держась за диван, поднялась на ноги. – Ничего не случилось. Все хорошо. Ничего не случилось. И уже никогда не случится.

Послезавтра Лора выходит замуж. Даже не верится, честное слово. Может быть, именно поэтому я до сих пор не купила ей подарок.

Как я прожила этот месяц, я и сама не знаю. Никогда в жизни мне не было так больно. Даже тогда, когда Иллария смешивала меня с грязью. Даже тогда, когда меня предал Артемий. Даже тогда, когда умер папа. Даже тогда, когда после развода я осталась одна с Сережкой и практически без средств к существованию.

Как вы знаете, у меня и раньше бывали романы. Но они скользили как бы по поверхности моей жизни, не задевая и не раня, не заставляя страдать. Мне и раньше доводилось влюбляться. Я очень сильно любила Артемия еще долгое время после развода. Но даже тогда у меня не было чувства, что моя душа растоптана, что я больше никогда не буду легкой и свободной. Меня, случалось, и раньше предавали. Но никогда еще предательство так не жгло меня изнутри, не заставляло сворачиваться в клубок, не выедало внутренности.

Меня спасла Настя, которая фактически перебралась ко мне жить. Больше спасать меня было некому. Лелька вся растворилась в своем романе с Шаповаловым. Она светилась от счастья (и от все новых бриллиантов) и стеснялась своего благополучия, так разительно контрастирующего с моим горем.

Наташка утешала меня как могла, но то и дело сворачивала на тему «Все мужики козлы» и принималась жаловаться на своего Развольского. Дома ее ждала семья, поэтому, слегка всплакнув на моей кухне, она уносилась к своим мужикам. Инка снова уехала в командировку. Зато Настя, которую, как и меня, никто нигде не ждал, каждый вечер готовила еду на моей кухне, впихивала в меня цветную капусту, поила чаем из кружки с носиком, силком тащила под душ утром и вечером, укладывала спать и отвозила на работу.

На работе было легче. Часть моего трудового коллектива благополучно пребывала в отпуске, поэтому мне пришлось самой выйти в поле. Я механически вела дела, улыбаясь клиентам, подгоняя сотрудников, а вечером возвращалась в свою берлогу и ненатуральным голосом разговаривала с мамой и Сережкой по телефону. Уверяла их, что у меня все хорошо, и падала на пол – рыдать. Вскоре в квартиру заваливалась Настя, и процесс утешения, кормления, умывания, раздевания и укладывания начинался по новой. За две недели мы с ней выпили ящик виски, который нам приволок сочувствующий Шаповалов.

Кошмар усугублялся тем, что Лора звонила мне почти каждый день. Ликующим голосом она сообщала, что они с Сашей каждый вечер проходят по три-четыре километра пешком вдоль берега Волги, что он без ума от тертой репы с морковкой, что он подарил ей самую современную модель мобильного телефона и достал новый, до этого незнакомый роман Барбары Картланд, который теперь читает ей вслух на ночь.

Я скрипела зубами, но слушала. Кстати, именно эти разговоры помогли мне выбраться из скорлупы своего горя наружу. В конце концов, я пришла к выводу, что совершенно не разобралась в Петровиче. Ну как Я могла так глубоко и истово полюбить мужчину, способного читать вслух женские романы!

Когда я к концу третьей недели задала этот вопрос Насте, она сдвинула на лоб очки и глубокомысленно изрекла:

– Ну, слава богу, процесс пошел.

– Какой процесс? – поинтересовалась я.

– Оживать ты, мать, начала, – ответила Настя. – Голос разума проснулся.

– Ну правда, мне казалось, что передо мной совсем другой человек – глубокий, интеллигентный, основательный. А он морковку ест и счастлив. Как осел, честное слово.

– Ты же знаешь, – глубокомысленно изрекла Настя, – я не люблю военных. Сапогами пахнут. И этот совсем не лучше, чем все остальные. Одно жалко, пока он тебе голову морочил, ты Шаповалова упустила. А был бы сейчас твой, со всеми своими миллионами.

– А, – махнула рукой я, – не жалко. Я его все равно не люблю, а так пусть Лельке хорошо будет.

– Прокидаешься, – еще глубокомысленнее изрекла Настя и подняла в воздух указательный палец, внушительно помахав им у меня перед носом. – Павла упустила, Шаповалова упустила, этот оказался идиотом, а ты – умница, красавица, человек хороший – сидишь одна и ревешь.

– Не буду больше реветь, – решительно сказала я. – В конце концов, всякая любовь проходит. Даже самая сильная. Я мечтала выдать Лору замуж. Будем считать, что у меня получилось.

– Неужели на свадьбу пойдешь? – заинтересовалась Настя.

– Пойду. Себе назло. Посмотрю на Петровича рядом с этой крокодилицей, прости меня, господи, грешную, и окончательно излечусь.

– Ну-ну, доктор, излечи себя сам, – засмеялась Настя и, оборвав смех, подошла ко мне, обняла меня и расцеловала. – Ты даже не представляешь себе, как я рада, что ты оклемалась. У меня аж сердце болело на тебя смотреть.

Мы с моими девчонками даже выбрались в ресторан. Отметить, что я, по словам вернувшейся из командировки Инки, «встала на скользкий путь выздоровления». Конечно, я еще периодически впадала в меланхолию, даже плакала по ночам, но черный туман, окружавший меня, как вата, на протяжении последних трех недель, рассеялся. Я снова почувствовала, что жизнь – хорошая штука. А мужики… Что ж, мужики приложатся, какие наши годы?

Свадьба Лоры и Петровича должна состояться в эту пятницу. Сейчас утро четверга, а я так и не купила ей подарок. То ли из суеверия, чтобы не спугнуть удачу, так долго обходившую мою незадачливую одноклассницу. То ли все же из ревности.