Никки Каллен - Рассказы о Розе. Side A

– Часть еще в подвале; там две комнаты под хранилище отведено, но работать там нельзя, там именно хранилище; есть стул и стол, но не более; там все средние века и Просвещение, например, Энциклопедия французская; здесь только самые последние поступления, в основном, за последние пятьдесят лет; а в подвале акклиматизаторы стоят; отец Дэмьен настоял, чтобы сделать там книгохранилище; епископ бесился ужасно, такие расходы, мол, зачем это всё нужно Собору – своя библиотека; отдать городской – пусть парятся с оборудованием, хранением, формулярами; но отец Декамп был непреклонен – книги Собор не покинут; эта такая же ценность, как и дарохранительницы и иконы – книги… У нас часто люди берут книги читать, из прихожан, отец Амеди записывает, кто что взял и когда, божится, что всё возвращают. Но так чтобы сидеть и работать с библиотекой, составить каталог, посчитать, хотя бы составить всё на полки… гм… мы первые дни составляли, потом полки закончились, и стали складывать, куда лезет… выглядит, как комнаты сумасшедшего ученого, только что кошек-франкенштейнов не хватает… согласен. Мы все запустили… Поэтому я так обрадовался тому, что Вы приедете… чисто меркантильная радость… Дэмьен, скажите хоть что-нибудь… – Маттиас отвел фонарь от кип книг и поднял, чтобы осветить лицо Дэмьена. – Формулируете причину для отказа поцензурнее? Или Вы азартны, как мы с отцом Дэмьеном и надеялись, рискнете еще в подвал спуститься?..

Дэмьен же стоял и улыбался и – правда – он слышал Маттиаса – но он слушал книги. Они пока молчали, спали, как дети. Дэмьен был книжник-книжник – книги были его самыми лучшими друзьями, его лучшими вещами, его вдохновением; он любил книги всем сердцем, готов был плакать порой, дотрагиваясь до корешков, от восторга, вспоминая, про что эта книга, или предчувствуя, – он был чернильное сердце, чернильная кровь, чернильная смерть; готов был ехать за нужной книгой хоть на край света, хоть ночью встречаться в закоулке в самом плохом районе незнакомого города; когда он входил в библиотеку или в книжный магазин, книги становились девочками в школьном коридоре, а он – самым красивым мальчиком в школе – девочки пихали друг друга с шепотом: «это он, это он… аххх», и ноги у них подгибались, и внизу живота всё тянуло и теплело, а он шел и улыбался, и этот мир был лучшим из миров; Дэмьен понял, что это его сад; эта брошенная библиотека – его сад; как тот, что был у Тео в Братстве; Дэмьен тоже давно ждал такого вызова, дефанса от жизни. Он обернулся и посмотрел на Маттиаса – тот молчал, подняв золотистые брови, и свет лампы, запах нагретого металла, расплавленного парафина стоял в ледяном воздухе. Дэмьен чувствовал себя спортсменом – на старте; он же бегун – когда не победа залог – а страсть: небо, ветер, воздух; Дэмьен не просто любил библиотеки и книжные магазины – он только в них себя и чувствовал спокойно, защищенным; «на ручках» язвил Тео; с ним всё было в порядке среди книг. Мир был добр к Дэмьену, и ему не нужно было какое-то особое фрейдистское укрытие, зона комфорта; он любил многие места – кинотеатры, галереи, кафе, магазины одежды и музыки, продуктовые, вокзалы, парки, сады, лекционные – но книги давали ему его суперменскую силу, сверхъестественное чувство веры, Бога, порядка, полета, электричества; здесь он был чемпионом, абсолютным, повелителем стихий, здесь он был влюбленным, крылатым; здесь он был счастлив просто от прикосновения к корешкам, от запаха этой особенной книжной пыли, здесь он был «дома»…

– Где там ваш подвал?

Маттиас улыбнулся и протянул ему ключи от библиотеки – старинные, как и положено, огромные, медные, резные, как от взятого-павшего на милость победителя города; вложил ему в руку; так только в сказках бывает – середина пути, ключ от главной двери; они спустились с фонарем на первый этаж, потом – ниже – из сакристии – отец Амеди предложил еще кофе – «сейчас я хранилище Дэмьену покажу, и мы придем кофе пить, ставь чайник» – в подвал; темные, закопченные своды, черные плиты на полу, каменные темные стены, кажется, что должно где-то капать и что-то позвякивать; но было тепло и сухо; лампы, свисающие с потолка, под простыми белыми плафонами, тоже белые, мягкие-мягкие, сиди-работай, пей чай и слушай тишину вековую, бархатную; резная черная мебель – стол, стул-трон; и шкафы, закрытые все, толстое стекло затемненное; и роскошные сундуки – будто книги – это драгоценности и платья; Маттиас показал Дэмьену, как отключать сигнализацию; с антиквариатом Дэмьен мало работал, и заранее очень волновался.

– Наверное, здесь целое состояние, – сказал он, – а этих книг опись есть хоть какая-нибудь?

– Да, у отца Дэмьена есть. Здесь как раз полный порядок. Он всё сам снес сюда и раскладывал с помощью городского библиотекаря, она специалист именно по антиквариату, по старинным рукописям. Копия описи и у нее имеется. Он даст Вам ее контакты. Такая милая пожилая дама, очень восторженная. Она коллекционирует любовные романы старинные… правда, забавное увлечение? Да, здесь… есть эти… переплеты в рубинах и сапфирах, с золотыми узорами… арабские книги, трактаты по демонологии… древнеримские свитки. Они в таких специальных тубах… Иногда очень здорово поглазеть на такие вещи – осознать историю человечества, бренность и ценность.

– Вот теперь меня тошнит.

Маттиас засмеялся.

– Не бойтесь. Это как высокая мода. Быстро привыкаешь.

Они выключили свет, включили сигнализацию и поднялись наверх. Матиас открыл дверцу фонаря, потушил свечу, убрал фонарь в стол. Чайник уже вскипел, они разложили кофе, заварили; сидели молча, обняв чашки ладонями; на столе горела классическая зеленая бронзовая лампа – Дэмьен такие обожал – из читальных залов европейских.

– А Вы по одному в Соборе дежурите?

– Нет, по двое. Сегодня мы с братом Маттиасом, утром нас сменит отец Валери. Так мы все дружно решили – дежурить посменно – вдруг кому-то что-то нужно будет… И бывает – всякое. Даже венчали кого-то ночью однажды… А Вы идите, у меня уже два вызова на телефоне от отца Декампа. Правда, уже поздно.

– Брат Маттиас…

– Да? Вас проводить?

– Нет, я помню, куда… Спасибо… за сегодняшний день. Я очень волновался, когда ехал. И я рад, что я здесь. Мне всё очень нравится.

Рыжие волосы Маттиаса блестели в неярком свете лампы – свет шел снизу, такая красивая сложная сцена в кино – операторская работа шикарная, барочная – медные, золотые с красным – невозможно красивые, и лицо его нежное, усталое, мальчишеское.

– Вы… как Вергилий… Я не знаю, как Вас отблагодарить.

– О, ну что Вы…

Они попрощались; и Дэмьен вышел в ночь; в незнакомый город. Прошел парк; шел медленно, дабы насладиться каждой секундой; листья под ногами – утром их уберут дворники – а за день опять нападает; как же это прекрасно – осень; Дэмьен очень-очень любил осень, если б можно было, он остался жить в осени вечно, как в сказке про заколдованного принца – который оставил свое сердце принцессе из другого мира и вернулся в свой без души; и мир замер, остановился, не мог двигаться дальше без своего принца, застывшего-заснувшего в коме; и в королевстве долго-долго царит только осень; пока принцесса не решила вернуть сердце принцу… что-то такое – Дэмьен очень давно читал эту сказку; в детстве; нравилась она ему очень; но вот – забыл, чем дело кончилось. Еще не так холодно, чтобы страдали бездомные люди и животные и птицы, и всё в золоте, и дожди равномерно чередуются с солнцем; небо такое синее – такое высокое – будто и вправду нет космоса, а всё еще хрустальная сфера аристотелевская; этот изысканный излом-граница сентября и октября…